ВТОРАЯ ПРОБЛЕМА: КАК УМЕНЬШИТЬ СИЛУ, ТОРМОЗЯЩУЮ ЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ МАССУ — ТЕХНИКА ТЕЛАВТОМАТИКИ

ВТОРАЯ ПРОБЛЕМА: КАК УМЕНЬШИТЬ СИЛУ, ТОРМОЗЯЩУЮ ЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ МАССУ — ТЕХНИКА ТЕЛАВТОМАТИКИ

Как сказано выше, та сила, которая тормозит движение человека вперед, частично обус- ловлена трением, а частично отрицательна. Чтобы проиллюстрировать это различие, я могу на- пример назвать невежество, глупость и слабоумие в качестве чисто фрикционных сил или сопротивлений, не основанных на каком бы то ни было осмысленном стремлении. С другой сто- роны, мечтательность, душевные болезни, стремления к саморазрушению, религиозный фана- тизм и тому подобное — это все силы отрицательного, негативного характера, действующие в определенном направлении. Чтобы уменьшить или полностью преодолеть эти разнородные тормозящие силы, надо использовать совершенно разные методы. Известно, например, что мо- жет сотворить фанатик, и можно предпринять превентивные меры, можно просветить, убедить, и быть может, направить его, обратив этот порок на пользу. Но никто не знает, да и не может знать, что сделает глупый и тупой человек или слабоумный, и с ним надо обращаться как с инертной лишенной разума массой, которую охватило безумие. Негативная сила всегда подра- зумевает некое качество, нередко высокое, хотя и неверно направленное, которое возможно обратить на службу добру; но ненаправленные, фрикционные силы влекут неизбежные потери.

Естественно, поэтому, первый и самый общий ответ на заданный выше вопрос звучит так: на- правьте все негативные силы в правильном направлении и уменьшите все фрикционные силы.

Не может быть никаких сомнений в том, что из всех фрикционных видов сопротивления больше всего тормозит человеческое движение невежество. Не просто так было сказано мудрым человеком, Буддой: "Невежество есть величайшее из зол в мире." Трение, проистекающее из невежества, и многократно усиливающееся благодаря множеству языков и национальностей, можно уменьшить только путем распространения знания и унификации гетерогенных элементов человечества. Лучше ничего сделать нельзя. Но хотя невежество, быть может, тормозило движение человека вперед в прошлые времена, сегодня, определенно, негативные силы стали значить больше. Среди них есть одна, значение которой превосходит все остальные. Она называется организованным ведением войны. Если мы посмотрим на миллионы индивидуумов, часто самых одаренных умственно и физически, цвет человечества, обреченных на бездеятельную и непродуктивную жизнь, на огромные суммы денег, ежедневно идущие на содержание армий и военной техники, и являющие собой настолько много человеческой энергии, на весь труд, бесполезно затраченный на производство оружия и орудий уничтожения, на потери жизни и воспитание варварского духа, то мы ужаснемся тем неисчислимым потерям для человечества, которые влечет существование всей этой плачевной ситуации. Что мы должны сделать, чтобы наилучшим образом бороться с этим великим злом?

Для закона и порядка содержание организованной силы абсолютно необходимо. Ни одно сообщество не может благополучно существовать без жесткой дисциплины. Каждая страна должна в случае необходимости быть способна защитить себя. Сегодняшняя ситуация — это не результат вчерашней, и радикальные перемены нельзя провести завтра. Если бы народы вдруг сразу разоружились, то более чем вероятно, что последовало бы наступление состояния худшего, чем война. Вселенский мир — мечта красивая, но сразу неосуществимая. Мы видели недавно, что даже благородные устремления человека, облеченного величайшей властью в мире, практически не возымели результата. И ничего удивительного, если установление вселенского мира в настоящее время является физически невозможным. Война — это негативная сила, и ее нельзя повернуть в позитивном направлении не пройдя промежуточных фаз. Это как проблема заставить колесо, вращающееся в одну сторону, повернуть в противоположную сторону без замедления его, остановки, и разгона вновь в другом направлении.

Утверждалось, что создание пушек огромной разрушительной мощи остановит войну. Я сам так думал долгое время, но сейчас я считаю, что это глубокая ошибка. Такого рода разработки сильно ее меняют, но не останавливают. Напротив, полагаю, что каждое новое оружие, которое изобретается, каждое новое продвижение в этом направлении, лишь привлекают новые таланты и умения, новые усилия, дают новый стимул, тем самым только давая свежий толчок к дальнейшему развитию. Подумайте об изобретении пороха. Можем ли мы вообразить себе более радикальный переворот, чем тот, что последовал из этого новшества? Давайте представим, что мы живем в тот период: разве не подумали бы мы, что войнам приходит конец, когда рыцарская броня становится объектом насмешек, когда физическая сила мастерство, столь много значившие раньше, становятся столь малозначительными? Даже порох не остановил войны; совсем наоборот — он сработал как самый мощный стимул. Не верю я и в то, что войны когда-нибудь остановит какое-либо достижение науки или мысли, пока существует преобладающая и поныне ситуация, потому что война сама стала наукой, и потому, что война вызывает одни из самых священных чувств, на которые способен человек. На самом деле, сомнительно, чтобы человек, не готовый сражаться за высокий принцип, был бы хорош в чем-нибудь еще. Человека делает не ум и не тело; это и ум, и тело. Наши достоинства и недостатки неразделимы, как сила и материя. Когда они разделяются, человека больше нет.

Часто приводится и другой аргумент, имеющий множество сторонников, а именно, что война скоро станет невозможной, потому что средства защиты превзойдут средства нападения. Есть же фундаментальный закон, который можно выразить утверждением, что легче разрушить, чем построить. Этот закон определяет человеческие возможности и человеческие обстоятельства. Если бы было так, что строить проще чем разрушать, человек беспрепятственно продвигался бы вперед, созидая и накапливая без какого-либо ограничения. Такого на этой планете нет. Создание, которое могло бы так делать, — это не человек. Может, быть, это собака. Защита всегда будет иметь преимущество перед нападением, но одно только это, как мне кажется, никогда войну остановить не сможет. С помощью новых принципов; обороны мы можем сделать гавани неуязвимыми для нападения, но мы не может теми же способами предотвратить встречу двух боевых кораблей в бою в открытом море. И далее, если мы доведем эту мысль до крайности, мы придем к заключению, что для человечества было бы лучше, если бы нападение и защита были бы связаны как раз наоборот: потому что если каждая страна, даже самая маленькая, могла бы окружить себя абсолютно непроницаемой стеной, и игнорировать весь остальной мир, положение вещей стало бы чрезвычайно неблагоприятным для человеческого прогресса. Именно при уничтожении всех барьеров, разделяющих народы и страны, цивилизация развивается лучше всего.

Опять же, многие утверждают, что приход летающих машин должен принести с софой вселенский мир. Это я также считаю полностью ошибочным воззрением. Летающие машины обязательно придут, и очень скоро, но ситуация останется той же, что и раньше. На самом деле, я не вижу причин, почему главенствующая сила, например, Великобритания, не может править воздухом так же, как и морем. Не желая выступать в качестве предсказателя, я все же не колеблясь скажу, что ближайшие годы станут свидетелями установления "воздушной власти, и ее центр может оказаться недалеко от Ньо Йорка. Но все-таки люди будут летать.

Идеальное развитие принципа войны неизбежно привело бы к преобразованию в энергии воины в чистый потенциал, взрывную энергию, как в электрическом конденсаторе этом виде военная энергия может поддерживаться без приложения усилий; и она ста намного меньше по количеству, и в то же время несравненно более эффективной.

Что касается безопасности страны в отношении вторжения извне, интересно отметить, что она зависит лишь от относительного, не абсолютного, количества индивидуумов или амплитуды сил, и что если каждая страна уменьшит военную силу в одной и той же пропорции, безопасность останется неизменной. Международное соглашение с целью уменьшения | до минимума военной силы, в свете настоящего все еще недостаточного образования масс, абсолютно необходимо, и оно было бы, как кажется, первым рациональным шагом по направлению к снижению силы, тормозящей человеческое движение.;

По счастью, существующая ситуация не может продолжаться бесконечно, потому что новый элемент начинает предъявлять свои права. Изменения к лучшему неизбежны, и я теперь постараюсь показать, каким, в соответствии с моими идеями, будет первый шаг вперед в установлении мирных взаимоотношений между народами, и как он в итоге будет сделан.

Давайте вернемся к самому началу, когда единственным законом был закон сильного. Свет разума еще не был зажжен, и слабый был полностью на милости сильного. Тогда слабый индивидуум начал искать способ защитить себя. Он использовал дубину, камень, копье, пращу, или лук и стрелы, и с течением времени вместо физической силы главным решающим фактором в битве стал интеллект. Дикие нравы постепенно смягчились, когда стали пробуждаться возвышенные чувства, и так, незаметно, после многих веков постоянного прогресса, мы пришли от грубой драки неразумных животных к тому, что мы называем сегодня "цивилизованным ведением войны", когда бойцы жмут друг другу руки, по-дружески беседуют и курят в антрактах сигары, готовые вновь по сигналу ввязаться в смертельную схватку. Пу: ть пессимисты говорят, что хотят, здесь налицо абсолютное доказательство огромного; и радующего прогресса.

Но сейчас спросим, какая следующая фаза этого развития? В любом случае, никак не мир. Следующим изменением, которое естественным образом следует из современных достижений, должно стать постоянное сокращение численности индивидуумов, участвующих в сражении. Машина будет чрезвычайно большой мощности, но для управления ею потребуется всего лишь несколько индивидуумов. Эта эволюция будет все делать машины и механизмы со все меньшим числом индивидуумов все более и более значимыми в качестве элемента военных действии, и абсолютно неизбежным следствием этого будет отказ от больших, неповоротливых, медленно движущихся и неуправляемых средств. Наибольшая возможная скорость и максимальное отно- шение энергия-доставка боевой машины станут главной целью. Потери жизни будут становить- ся все меньше и меньше, и в конце концов, по мере уменьшение количества индивидуумов, в битве будут сходиться только машины, не проливая крови, а народы будут просто заинтересо- ванными, амбициозными зрителями. Когда наступит эта прекрасная ситуация, мир будет гаран- тирован. Но неважно, до какой степени разовьются скорострельное оружие, сверхмощные пушки, разрывные снаряды, торпедные лодки, или другие орудия войны, не важно, насколько они могут стать разрушительными, та ситуация никогда не будет достигнута ни через какое по- добное развитие. Все эти орудия требуют для их управления наличия человека; люди являются необходимыми деталями этих машин. Их цель — убивать и разрушать. Их сила в их способ- ности творить зло. Пока в битве сходятся люди, она будет кровопролитной. Кровопролитие всегда будет подогревать варварские страсти. Чтобы прекратить эти жестокие нравы, надо сде- лать радикальный шаг, должен быть введен совершенно новый принцип, что-нибудь, чего ни- когда не было в ведении войны — принцип, который принудительно, неизбежно превратит битву в простое зрелище, спектакль, состязание без потери крови. Чтобы добиться этого ре- зультата, нужно, чтобы обходилось без людей: машина должна драться с машиной. Но как это- го достичь, ведь это кажется невозможным? Ответ достаточно прост: создать машину, которая могла бы действовать как если бы она была частью человеческого существа — не просто меха- ническое приспособление, состоящее из рычагов, винтов, колес, муфт, и ничего более, но маши- на, воплощающая в себе более высокий принцип, который позволит ей выполнять свою работу так, словно у нее есть интеллект, опыт, разум, суждение и ум! Это утверждение — результат моих размышлений и наблюдений, в течение практически всей моей жизни, и сейчас кратко опишу, как я пришел к реализации того, что на первый взгляд кажется невыполнимой мечтой.

Давно, когда я был мальчишкой, я страдал странным недугом, который, по-видимому, был обусловлен исключительной возбудимостью сетчатки. Это было возникновение картин, кото- рые своей устойчивостью затмевали видение реальных объектов и взаимодействовали с мысля- ми. Когда мне говорили слово, образ объекта, который оно обозначает, живо возникало перед моим взором, и часто для меня было невозможно сказать, реален ли объект, который я вижу, или нет. Это вызывало у меня огромный дискомфорт и беспокойство, и я изо всех сил пытался освободиться от наваждения. Но долгое время все мои попытки были напрасными, и у меня ни- чего не получалось, пока, как я все еще ясно помню, когда мне было около двенадцати лет, у меня не получилось первый раз, усилием воли, отогнать образ, который мне явился. Никогда я не был настолько полностью счастлив, как тогда, но к сожалению (как я тогда думал), старая беда вернулась, а с ней и мое беспокойство. С этого времени и начались те самые наблюдения, о которых говорил. А именно, я заметил, что когда бы не появлялся перед моим взором образ объекта, я до этого видел что-то, что напомнило мне о нем. В первые разы считал это чисты- ми совпадениями, но скоро я убедился, что это не так. Зрительное впечатление, сознательно или бессознательно полученное, неизменно предшествовало появлению образа. Постепенно во мне появилось желание каждый раз находить, что заставило образ появиться, и удовлетворе- ние этого желания вскоре превратилось в настоятельную потребность. Следующее наблюдение, которое я сделал, состояло в том, что точно так же, как эти образы возникали в результате че- го-то, что я увидел, так же и мысли, приходящие мне в голову, подсказываются похожим обра- зом. И снова я ощутил желание обнаруживать образ, вызвавший мысль, и этот поиск исходного зрительного впечатления вскоре стало второй натурой. Мой разум стал действовать автоматически, и в течение последующих лет, почти бессознательно, я приобрел способность находить каждый раз, и, как правило, мгновенно, зрительное впечатление, которое запустило мысль. И это не все. Вскоре после этого я осознал, что также и все мои движения были подсказаны тем же путем, и так, постоянно ища, наблюдая и проверяя, год за годом, я каждой своей мыслью и каждым своим действием показал, и делаю это ежедневно, к полному своему удовлетворению, что я являюсь автоматом, наделенным энергией движения, который просто отвечает на внешние стимулы, бьющие по мои органам чувств, и думающий и двигающийся действующий соответственно. Я помню всего один или два случая за всю мою жизнь, когда я не мог обнаружить первое впечатление, которое подсказало движение или мысль, или даже сон.

При наличии такого опыта было просто естественным, что мне, давно, пришла идея сконструировать автомат, который бы механически представлял собой меня, и который бы откликался, как это делаю я, но, конечно, в гораздо более примитивной манере, на внешние воздействия. Такой автомат очевидно должен был обладать двигательной энергией, органами для передвижения, управляющими органами, и одним или более органов чувств, приспособленных так, чтобы они реагировали на внешние стимулы. Такая машина, как я считал, двигалась бы на манер живого существа, потому что она бы обладала всеми главными механическими свойствами или элементами оного. Оставались еще способность к росту, размножению, и, превыше всего, разум, которые бы требовались, чтобы сделать модель полной. Но в данном случае рост был необязательным, потому что машина могла создаваться уже полностью выросшей, скажем так. Что до способности к размножению, ее тоже можно было оставить за пределами рассмотрения, потому что в механической модели это означает просто процесс производства. Сделан автомат из мяса и костей, или из дерева и стали, разница невелика, если только он может выполнять все функции, которые от него требуются как от разумного существа. Чтобы это делать, у него должен быть элемент, соответствующий мозгу, который бы выполнял управление всеми его движениями и функциями, и побуждал бы его действовать, в любом непредвиденном случае, который может представиться, со знанием, разумом, суждением и опытом. Но этот элемент я мог легко воплотить в нем, передав ему мой собственный интеллект, мое собственное понимание. Так развивалось это изобретение, и так появилась к жизни новая наука, которую было предложено назвать "телавтоматика", что означает науку об управлении движениями и действиями удаленных автоматов.

Этот принцип, очевидно, применим к машине любого вида, которая движется по земле, в воде или по воздуху. Применяя его в первый раз, я выбрал лодку (см. Рис. 2). Находящаяся внутри аккумуляторная батарея обеспечивала двигательную энергию. Гребной винт, приводимый в движение мотором, представлял двигательные органы. Руль, управляемый другим мотором, также работающим от этой батареи, занял место управляющих органов. Что касается органа чувств, очевидно, первой мыслью было использовать прибор, реагирующий на лучи света, вроде селеновой ячейки, который бы соответствовал человеческому глазу. Но при ближайшем рассмотрении я обнаружил, что из-за экспериментальных и других трудностей нельзя добиться полностью удовлетворительного управления автоматом при помощи света, лучистого тепла, излучения Герца, или с помощью лучей в целом, то есть, возмущений, которые распространяются через пространство по прямым линиям. Одна из причин состояла в том, что любое препятствие, возникающее на пути между оператором и удаленным автоматом, лишит его управления. Другая причина состояла в том, что чувствительный прибор, представляющий собой глаз, должен был бы находиться в фиксированном положении относительно дистанционно управляемого аппарата, и эта необходимость наложила бы огромное количество ограничений на управление. Еще одна и очень важная причина — то, что при использовании лучей было бы трудно, если не невозможно, придать автомату индивидуальные черты или свойства, которые бы отличали его от других машин этого вида. Очевидно, автомат должен реагировать лишь на индивидуальный вызов, как человек откликается на имя. Эти рассуждения привели меня к заключению, что чувствительный прибор этой машины должен соответствовать уху, а не глазу, человеческого существа, потому что в этом случае его действиями можно было бы управлять безотносительно к возникающим препятствиям, независимо от его положения относительно удаленного управляющего аппарата, и последнее, но не по важности, — это что ом останется глух и безответен как верный слуга ко всем сигналам, кроме как от его хозяина. Эти требования вынуждали применять в управлении аппаратом вместо света — или других лучей, — волны или возмущения, которые распространяются через пространство во всех направлениях, как звук, или которые следуют пути наименьшего сопротивления, как бы он ни был искривлен. Я добился поставленной цели с помощью электрической цепи, размещенной внутри лодки, и отрегулированной, или "настроенной", точно на вибрации определенного вида, передаваемые ей от удаленного "электрического осциллятора". Эта цепь своей реакцией, пусть и очень слабой, на передаваемые вибрации влияла на магниты и другие приспособления, посредством которых осуществлялось управление движениями винта и руля, а также работой множества других устройств.

С помощью этих простых средств, которые описал, в машину были вложены знание, опыт суждение — разум, так сказать, удаленного оператора, и она тем самым могла выполнять все свои действия разумно и осмысленно. Она вела себя как человек с завязанными глазами, повинующийся приказам, которые он слышит ушами.

Автоматы, созданные до сих пор, имели, скажем так, "позаимствованные мозги", просто как составная часть удаленного оператора, передающего ей свои разумные команды. Но эта наука только зарождается. Я собираюсь показать, что каким бы невозможным это ни могло показаться, можно придумать аппарат, который будет иметь свои "собственные мозги", и под этим я понимаю то, что он будет способен независимо от оператора, оставленный наедине с самим собой, выполнять, в ответ на внешние воздействия, воспринимаемые его органами чувств, огромное разнообразие действий и операций так, как если бы он был разумен. Он будет способен следовать проложенному курсу или выполнять приказы, данные ему заранее; он сможет различать, что он должен делать, а что не должен, и накапливать опыт, или, иначе, записывать впечатления, и это будет влиять на его последующие действия. На самом деле, я уже разработал такой проект.

Хотя я начал развивать это изобретение много лет назад и часто объяснял его своим посетителям на лабораторных демонстрациях, но только лишь намного позже, по прошествии длительного времени после того, как я разработал его, оно стало известным, когда оно послужило началом дискуссиям и вызвало сенсационные репортажи, и это достаточно естественно. Но истинное значение этой новой науки большинство еще не ухватило, как и не осознало оно великой силы лежащего в ее основе принципа. Настолько, насколько могу судить по многочисленным комментариям, полученные мной результаты считаются совершенно невозможными. Даже те немногие, кто был настроен допустить осуществимость изобретения, рассматривали его просто как самодвижущуюся торпеду, которая должна применяться для подрыва военных кораблей, и с несомненным успехом. Общее впечатление было, что я намеревался просто управлять таким судном посредством Герцевых или иных лучей. Есть торпеды, управляемые электрически по проводам, и есть средства беспроводной связи, и вышесказанное, было конечно очевидным умозаключением. Даже если бы не сделал ничего, кроме этого, я на самом деле все равно добился бы небольшого прогресса. Но технология, которую я развиваю, не ставит целью просто изменение направления движения судна; она предоставляет средства абсолютного контроля, во всех отношениях, над всеми бесчисленными видами поступательных движений, а также действий всех внутренних органов, неважно сколько их, индивидуализированного автомата. Критика в том смысле, что управлению автомата может что-то помешать, выражают люди, которые не могут даже в мечтах представить себе чудесные результаты, которых можно достичь с помощью электрических вибраций. Мир движется медленно, и новые истины разглядеть трудно. Определенно, применение этих принципов может дать новое оружие как нападения, так и обороны, разрушительность которого будет тем большей, что этот принцип будет применен к подводным и воздушным судам. Практически нет ограничений ни на количество взрывчатки, которые он может нести, ни на расстояние, на котом он может нанести удар, и не попасть практически невозможно. Но сила этого нового принципа не ограничивается одним только разрушением. Его приход приносит в приемы ведения войны элемент, которого до этого никогда не было — боевую машину без человека как средство нападения и обороны. Продолжительное развитие в данном направлении в конечном итоге должно превратить войну в соперничество машин без людей и без потерь жизни — ситуацию, которая была бы невозможной без этого нового направления, и которая, по моему мнению, должна настать как преддверие к постоянному миру. Будущее либо подтвердит эти взгляды, либо опровергнет их. Мои идеи в этом вопросе были выдвинуты с глубоким убеждением, но со смиренным духом.

Установление постоянных мирных отношений между народами существенно бы уменьшило силу, замедляющую человеческую массу, и было бы наилучшим решением этой огромной проблемы человека. Но осуществится ли мечта о всеобщем мире когда-нибудь? Давайте надеяться, что да. Когда свет науки рассеет всю тьму, когда все народы сольются в один, и патриотизм станет идентичен религии, когда станет один язык, одна страна, одна цель, тогда наконец мечта эта станет реальностью.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.