Глава 8 «Эфир Шустов, Валентин Стрелкин»
Глава 8 «Эфир Шустов, Валентин Стрелкин»
В Научно-исследовательском институте дальней радиосвязи (НИИДАР) мне была назначена встреча на 15.00. Кандидат технических наук Эфир Иванович Шустов, один из ближайших сотрудников бывшего главного конструктора системы ЗГРЛС Франца Кузьминского по телефону объяснил, что до этого времени должны завершиться все текущие совещания и планерки. Так что можно будет поговорить в более спокойной обстановке, чем в утренние часы. От станции метро «Беговая» до метро «Преображенская площадь» ехать в подземке менее часа с одной пересадкой. За пятнадцать минут до назначенного времени вышел из вестибюля станции метро по соседству с комплексом зданий загадочного НИИДАРа. Красивая аббревиатура названия столичного НИИ завораживала. Казалось, что за этим созвучным и красивым сокращением скрывалась, какая-то весьма загадочная, секретная деятельность, абсолютно недоступная простым москвичам и гостям столицы, которые по своим делам посещали Преображенскую площадь.
За время учебы в Военно-политической академии им. В.И. Ленина много раз проезжал через суетливую Преображенскую площадь мимо зданий НИИДАР. Академическая квартира находилась на Алтайской улице в районе Гольяново. Нередко было удобно прямо на площади трех вокзалов сесть в троллейбус. И на конечной остановке выйти у обычной московской уже довольно старой девятиэтажки, где располагалась в коммунальной квартире казенная академическая одиннадцатиметровая комнатушка. На оживленном перекрестке Преображенской площади всякий раз удивлялся причудливой архитектуре полукруглого сооружения, необычно по тем временам облицованного затемненными стеклянными панелями. Строений такой оригинальной конструкции, облицованных стеклопакетами в алюминиевых рамах, тогда вообще было мало в столице. Невольно всякий раз разбирало любопытство, для какой цели построено подобное здание, какие люди в нем работают, чем занимаются? И вот это архитектурное чудо, правда, с давно немытыми стеклянными панелями оказалось передо мной всего в нескольких шагах. Тогда подумалось, мол, наконец-то узнаю, что скрывается внутри этого полукруглого стеклянного сооружения.
Довольно крепкий мужчина в милицейской форме, вполне вероятно сотрудник специальной службы, полистал увесистую и довольно замызганную канцелярскую учетную книгу. Нашел в ней заявку на разовый пропуск для меня. Не торопясь его выписал. При этом предупредил, чтобы на обратном пути разовый пропуск я не забыл сдать на вахту и чтобы в институте расписались, где я был и когда покинул территорию НИИ. Во время этой процедуры к вертушке проходной подошел среднего роста, лет пятидесяти мужчина и, спросив у меня фамилию, в ответ представился Эфиром Ивановичем Шустовым.
– Все же решил вас проводить к себе в отдел, — обратился он ко мне довольно приятным баритоном, — иначе наверняка заблудитесь в наших лабиринтах. Пойдемте, Валентин Стрелкин нас уже ожидает и, наверное, чай подготовил.
Сопровождение Шустова во время передвижения по коридорам и лестницам НИИДАР оказались не лишним. Кабинет ученого располагался в старой части знаменитого института. Новый человек в здании вполне мог потерять ориентацию и заблудиться в закоулках, в тупичках с закрытыми дверями или по узким переходам выйти в совершенное другое здание. Но Эфир Иванович был здесь своим кадром и прекрасно ориентировался в старом здании. При этом он негромко рассказывал мне на ходу историю своего института.
– НИИДАР ведет свою трудовую биографию еще с 10 ноября 1916 года. Тогда Преображенская площадь называлась Преображенской заставой. Там в корпусах располагалась вторая автомобильная рота Технического управления русской армии. Вот на ее базе и образовалось авторемонтное предприятие, — на ходу рассказывал Эфир Шустов, — на русско-германском фронте повреждалось очень много автомобилей, а перед войной не были созданы мощные ремонтные части. Вот и были спешно организованы в Москве на Преображенской заставе авторемонтные мастерские для восстановления в основном грузовых автомобилей иностранного производства «Паккард».
В 1918 году это был уже полноценный авторемонтный завод. Ну а в 30-х годах заводу был присвоен номер 37 Спецмаш-треста. Он так сказать стал почтовым ящиком. Предприятию так же присвоили почетное имя Серго Орджоникидзе. Завод стал выпускать легкие танки Т-27, Т-37, Т-38, Т-40, Т-60, Т-70. До конца Великой Отечественной и несколько лет после нее завод выпускал боевую бронетехнику».
А в 1949 году на заводе № 37 было создано опытное конструкторское бюро, которое в спешном порядке занялось разработкой радиолокаторов. С 1950 года на предприятии начался серийный выпуск знаменитой РАС П-20, которая за расположение лепестков антенн получила цветочное название «Ромашка». Этот радар получился таким надежным, что работал в любых условиях в пустынях, заполярной тундре, высокогорье, тропических болотах. Именно за неприхотливость и безотказность индийские военные назвали П-20 «русским самоваром». Вот с этого уникального радара и началась радиоэлектронная биография одного из старейших российских предприятий радиоэлектронной промышленности. Здесь создавались особо сложные боевые радиотехнические системы вооружения.
В конце 50-х годов именно в НИИДАРе был создан первый в мире радиолокатор для противоракетной обороны. Он на большом расстоянии обнаруживал баллистические цели. Тогда впервые в мире ниидаровскими учеными и конструкторами была решена сложнейшая научно-техническая проблема по значимости равносильная созданию пилотируемой космической техники. Так же здесь создавались сверхмощные радары для ПВО Москвы и системы предупреждения о ракетном нападении (СПРН). А в 60-е годы специалисты НИИДАРа, в то время он еще назывался Научно-исследовательский радиотехнический институт (НИРТИ), начали работы по созданию загоризонтных, сверхдальних боевых локаторов. Одним словом за оригинальным фасадом этого института крылись такие тайны, за которыми охотились, наверное, все разведки мира. Но в конце пресловутой горбачевской перестройки режим секретности в НИИДАРе значительно ослаб. Пропуск, в прежде совершенно закрытый научный центр, мне был оформлен без особых проблем.
Прилично походив по этажам и коридорам, мы с Эфиром Ивановичем, наконец, зашли в небольшую комнату, в которой непонятным образом уместилось несколько стульев, пара канцелярских столов, да еще два книжных шкафа. Помню, что эта обстановка тогда меня несколько озадачила. Представлялось, что ученые разрабатывают свои системы в особенно комфортных условиях. А тут ворохи каких-то бумаг, папок на столах, книжные шкафы до отказа заполненные опять же различными папками и книгами. Но не случайно говорят, что первое впечатление обманчиво. То, что я услышал и записал в этой неказистой, пропыленной и прокуренной комнате, с давно немытыми стеклами окон было настоящим, ярким детективом из реальной жизни. Причем все это случилось с моими собеседниками в те годы, когда я еще учился в химико-механическом техникуме, а потом в Высшем военно-политическом училище Войск ПВО страны. Там на училищном полигоне мы курсанты случайно узнали от уважаемого нами преподавателя о работах по созданию удивительных могучих радаров. И вот передо мной сидели, пили чай и рассказывали о своей работе именно те люди, которые стояли у истоков зарождения советской боевой системы ЗГРЛС. Именно о них, об их творческом поиске и труде, так походя и зло, написала в 1990 году ежедневная, с миллионным тиражом газета «Советская Россия». Что именно эти авантюристы подхватили подброшенную из-за океана в Советский Союз заведомо ложную идею загоризонтных радиолокационных станций, на которую были бездумно ухлопаны миллиарды советских рублей.
Расшифровка диктофонной записи беседы Эфиром Ивановичем Шустовым и Валентином Николаевичем Стрелкиным.
«Загоризонтная локация вообще уникальна. Потому, что именно среда, в которой распространяются радиосигналы, непосредственно определяла тактико-технические характеристики ЗГРЛС. А эта среда, в свою очередь, на дистанции в тысячи километров, характеризуется переменным состоянием ионосферы и тропосферы, сезонно-суточными изменениями физических свойств канала распространения радиоволн, огромным уровнем помех от промышленных предприятий. Все это непосредственно влияет на энергетические возможности и работу самой ЗГРЛС. Поэтому Франц Александрович Кузьминский задумал боевую ЗГРЛС, как автоматическую сложную радиоэлектронную систему, в которой боевому расчету отводилась лишь контролирующая и обслуживающая роль. Весь процесс обнаружения и сопровождения баллистических ракет на огромных расстояниях должен был происходить в автоматическом режиме.
Было разработано несколько проектов боевой системы ЗГРЛС. Под руководством Франца Александровича проводились различные научно-исследовательские работы. Именно Кузьминский предложил еще молодому инженеру Валентину Стрелкину должность начальника лаборатории. Потом он его выдвинул начальником николаевского филиала НИИДАР. Ныне это Украинский радиотехнический институт. Николаевский полигон НИИДАРа был ничем иным, как опытным образцом загоризонтной РЛС. Ее эскизный проект был утвержден еще в 1966 году.
В наш институт Франц Александрович Кузьминский пришел в 1964 году на должность главного инженера из известного КБ-1, где под руководством Александра Андреевича Расплетина участвовал в создании системы ПВО Москвы «Беркут», получил громадную полигонную практику. Расплетин умел подбирать себе сильных сотрудников, так сказать селектировал людей по способностям. В НИИДАРе главный инженер Кузьминский, по сути, был еще и научным руководителем. Без его непосредственной поддержки проект опытной ЗГРЛС не был бы реализован.
В тот период Эфир Иванович Шустов был начальником головной тематической лаборатории по загоризонтной локации. По этой научно-технической теме шла очень активная работа. Уже строился николаевский радиоцентр. Так что Кузьминский у истоков загоризонтной радиолокации не стоял. До него главными конструкторами — научными руководителями темы ЗГРЛС были Ефим Штырен, Николай Лобышев, потом Владимир Васюков. Под руководством Васюкова учеными Богдановым, Гришиным, Замориным, Калининым, Па-хомовым был сделан эскизный проект николаевского опытного загоризонтного объекта 5Н77. В 1966 году по проекту «Дуга-2» было специальное Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР.
Приход Кузьминского в НИИДАР главным инженером беспокоил многих сотрудников, в том числе и Эфира Шустова. Свое необычное имя он получил от отца-сибиряка. В молодости Иван Петрович Шустов служил в первом радиополку Рабоче-крестьянской Красной Армии. Вот и назвал своего сына Эфиром, в честь пространства, где распространялись радиоволны. Свое весьма необычное имя Шустов младший оправдал. Стал учиться радиоделу. Правда, было несколько попыток сменить имя. Но потом отказался, что богом и отцом дано, то навсегда. Никогда потом младший Шустов не встречал такого имени. (Прим. автора. Ныне Эфир Иванович Шустов — доктор технических наук, профессор, академик Международной академии информатизации).
После изучения научных тем, которые вел коллектив НИИ-ДАРа, главный инженер Кузьминский стал критиковать разработчиков ЗГРЛС по ряду технических вопросов. Он считал, что зондирующий сигнал ЗГРЛС должен быть импульсным и большой мощности в сотни мегаватт. Неодобрительно высказывался об антенне. Трения с учеными были и по другим проблемам. Это не устраивало фактического руководителя создания николаевского опытного радара Юрия Кузьмича Гришина, который был начальником отдела по ЗГРЛС. У него были реальные опасения, что Кузьминский поменяет саму идеологию построения николаевского объекта. Однако опытный, уже в годах (в тот период ему было около сорока пяти лет) Франц Александрович понимал, что старая команда будет отстаивать свои взгляды на построение ЗГРЛС. Без боя ему не уступят. Но противостояния ученых не произошло. Главный инженер не стал настаивать на правоте своих критических оценок и предложений. Кузьминский поступил довольно мудро. Мол, вы ребята действуйте, продолжайте делать свой опытный радар. Однако, надо думать и о будущем — головном образце боевой ЗГРЛС, а потом и системе загоризонтной локации, которая вошла бы в систему предупреждения о ракетном нападении Войск ПВО страны, создававшуюся тогда под руководством академика Минца. Уже был проект этой комплексной системы.
Главный инженер НИИДАР вник в проект опытной николаевской ЗГРЛС и буквально полюбил эту тему. В тот период Франц Александрович много и внимательно работал над документами по опытному радару. Он вникал во все детали, изучал чертежи систем и устройств. Для него это была новая тематика и очень сложная. Со стороны было видно, что он буквально вгрызался в тему. Отчетливо понимая перспективу боевой за-горизонтной локации, он отказался от влиятельной должности главного инженера НИИДАР и взял на себя тяжелейшую обузу главного конструктора ЗГРЛС. Тогда в военно-промышленном комплексе страны неписанным правилом было, что именно главный конструктор пожизненно отвечает за свое детище. Пожизненно! Вот так Франц Александрович Кузьминский, которого мы, его ближайшие сотрудники, называли Александром Александровичем, в 1968 году стал главным конструктором научно-исследовательского отделения №3 (НИО-3) НИИДАР.
Он начал свою деятельность с создания нормальных условий для персонала НИО-3. Ведь для нашей работы по опытной ЗГРЛС были выделены всего два старых, еще предвоенной постройки, складских корпуса. Нечего и говорить в каких условиях приходилось работать. Это явно не устраивало Кузьминского. Он использовал свои возможности и пробил проект, а также финансирование перестройки этих складов. В тот период, когда буквально каждая копейка в государстве была на учете, это было равносильно крупному коммерческому успеху. Сам Кузьминский сделал генеральную перепланировку старых корпусов, составил проект перестройки, сделал смету расходов на строительство. Но рабочих взять было неоткуда. Они тоже, как и средства, и стройматериалы в государстве были острейшим дефицитом. Вот и предложил Франц Александрович каменщиками, плотниками, штукатурами и малярами на время стать нам — ученым и инженерам. Были созданы бригады. При этом часть персонала НИО-3 трудилась над разработкой опытного загоризонтного локатора, а другая часть, для того, чтобы не мешать основному делу, в вечернее время, по выходным перестраивала старые склады. При этом Кузьминский занимался и созданием надежного научно-производственного коллектива. Он сам отбирал в НИО-3 специалистов. За год наш коллектив со 117 инженеров и конструкторов вырос до 1000 специалистов по приемникам, передатчикам, антеннам, контролирующей аппаратуре. Кузьминский добивался того, чтобы в НИО-3 можно было решать все проблемы ЗГРЛС с минимальным привлечением смежных коллективов, которые были до предела загружены своей работой, а сторонние задачи решали часто впопыхах и не всегда качественно.
Главный конструктор НИО-3 был поистине многопрофильным специалистом. Он до тонкостей разбирался во всех проблемах будущего гигантского локатора. Ему во всем помогали заместители главного конструктора Эфир Иванович Шустов, Иван Сергеевич Брылев, Юрий Кузьмич Гришин, Виктор Николаевич Кондратов.
В 1968 году, наряду с работами над опытным образцом, Франц Александрович Кузьминский вместе с Эфиром Ивановичем Шустовым и коллективом сотрудников НИО-3 пишет инженерную записку по боевой загоризонтной системе. Этот объемный научный труд послужил основанием для Постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР по созданию боевой системы ЗГРЛС. Далее Кузьминский стал делать эскизный проект боевых локаторов 5Н32 и аванпроект всей боевой системы ЗГРЛС.
– Это был первый серьезный научный труд Франца Кузьминского, как главного конструктора боевых ЗГРЛС, — вспоминал Эфир Шустов, — в тот период Франц Александрович и сложился, как главный конструктор загоризонтных станций.
После утверждения проекта опытной ЗГРЛС разгорелись нешуточные дебаты, где ее строить? Какое место в стране наиболее для этого подходит? В начале опытный радар предлагали построить на Камчатке. Вблизи от американских ракетных баз, вдали от полярной шапки ионосферы, свойства которой представляли загадку для ученых. Предполагалось, что одни антенны этого экспериментального локатора будут повернуты вглубь Советского Союза и направлены на наши полигоны, а другие повернуты на ракетные базы США. Однако против такого варианта выступили начальник 4 ГУМО генерал-полковник Георгий Филиппович Байдуков, начальник 5 управления 4 ГУМО генерал-лейтенант Михаил Иванович Ненашев, другие генералы и офицеры. По их мнению, строительство ЗГРЛС на Камчатке будет очень дорогим. Оно, мол, не поддается калькуляционным финансовым оценкам. Никто даже приблизительно не мог назвать точную сумму стоимости радара. Все материалы будут доставляться туда судами с материка. Обслуживающий персонал и строители доставляться самолетами. Из-за этого возникнут всевозможные задержки. Очень многие факторы могли повлиять на значительное удорожание создаваемого объекта. Поэтому выбран был николаевский вариант на Украине. По оценке экспертов он обходился казне в 120 миллионов рублей. Тоже весьма по тем временам значительная сумма. Для примера, жилой 9-ти этажный б-ти подъездный дом в столице стоил около 800 тысяч рублей. К сооружению опытного радара на площадке под Николаевом была подключена мощнейшая научная, промышленная, строительная кооперация всего Советского Союза.
Осенью 1971 года председатель комиссии по выбору мест дислокации боевых ЗГРЛС генерал Коломиец и заместитель главного конструктора Шустов выбрали места для строительства боевых объектов. На Западе Советского Союза были определены точки под Киевом, Минском, Кировоградом. На Дальнем Востоке под Комсомольском-на-Амуре. В системе было запланировано еще и размещение мощного локатора в середине государства. Но на него не хватало денег. Поэтому привязку его к месту расположения оставили до лучших времен.
После опубликования в научной литературе в 1946 году эффекта Николая Кабанова в США начали эксперименты по за-горизонтному лоцированию баллистических и аэродинамических объектов. В Советском Союзе работы по загоризонтной радиолокации в коротковолновом диапазоне радиоволн начались в 1958 году после утверждения Постановлением ЦК КПСС и Совмина СССР научно-исследовательской работы «Дуга». Научным руководителем НИР был Ефим Семёнович Штырен. Под его руководством работали ученые Бурдэ, Быков, Какузин, Корадо, Шамшин (будущий министр связи и другие.
В 1961 году НИР «Дута» была завершена. Она показала потенциальную возможность создания принципиально новых мощных загоризонтных радиолокаторов. Эти работы продолжились по теме «Дута-1» до 1964 года. Под Мурманском и Ригой для исследований были созданы два стационарных пункта, а также пять подвижных измерительных пунктов. Потом работы проводились по теме «Дута-2». Их возглавил главный конструктор Васюков. Однако все эти изыскания для понимания физических аспектов загоризонтного лоцирования дали очень немного. Так и не были получены фундаментальные научные сведения о необычном сверхдальнем лоцировании, необычных радиолокационных объектах в виде баллистических ракет и их плазменного следа в ионосфере. Не было точных данных об участии в лоцировании необычной среды — ионосферы, с постоянными изменениями её состояния, воздействии на весь этот сложный процесс солнечной активности. Необычным был и сам объект локации — плазменное облако, которое образовывалось в результате прохода ракеты через слои ионосферы и тропосферы на активном участке полета до момента выключения двигателей. Образовывалось огромное, двигающееся, динамичное пятно, которое обладало отличными от внешней среды свойствами. Его то и можно было обнаруживать на фоне различных помех. Однако страна не располагала конкретными теоретическими или экспериментальными данными о сущности самой ионосферы во время прохождения через нее объекта лоцирования — баллистической ядерной ракеты.
В основных развитых странах мира тоже настойчиво искали реальное применение эффекту Николая Кабанова. Но в тех же богатых США, Франции, несмотря на проделанную большую исследовательскую работу так и не смогли значительно продвинуться в исследовании загоризонтного лоцирования. А перспектива была весьма заманчивой. Два-три суперлокатора могли радиолокационным полем обволакивать всю планету и выявлять все воздушные и космические цели в интересах обеспечения безопасности государства. В зарубежной научной литературе просачивались крохи информации о ведущихся работах по загоризонтной радиолокации. Дальше всех в этом направлении практически продвинулись США.
Они разместили на Тайване мощные передающие средства с гигантскими антенными системами и просвечивали со стороны Востока на Запад всю территорию СССР и страны Варшавского договора. В ФРГ, Франции, Англии, Испании и даже нейтральной Швейцарии размещались американские военные приемные пункты этой мощнейшей загоризонтной системы, работающей по принципу «на просвет». Таким образом, США контролировали старты советских ракет с полигонов Байконур, Капустин Яр, Плисецк. Классическая идея в классической радиолокации, когда приемник стоит за объектом лоцирования. Однако физические свойства сигнала в радиолокации на просвет значительно отличаются от свойств обратного сигнала, отраженного от объекта лоцирования. До-плеровское смещение при лоцировании на просвет очень небольшое и составляет буквально единицы герц. Поэтому американцы строили очень большие, дорогостоящие и технически сложные фильтрационные системы, которые выделяли очень маленький сигнал от цели при лоцировании на просвет на фоне огромных помех. Однако в этом варианте нельзя было определить направление движения объекта. В 1963-1965 годах мы в Советском Союзе своими техническими средствами наблюдали за сигналами американских радаров, работающих на просвет. Видели их физическую природу и понимали, как трудно обнаруживать такими РАС баллистические ракеты. Поэтому нас не устраивала загоризонтная радиолокация на просвет. Да и негде было за территорией США размещать приемники сигналов. По этим причинам и была принята схема загоризонтной радиолокации по отраженному сигналу. Советский радиолокатор строился по классической схеме приемо-передатчика с соответствующими антеннами. Но и здесь было не все так просто. Почти в два раза по сравнению с американскими локаторами на просвет терялась мощность сигнала на трассе. Нужны были очень мощные энергетические средства, которые бы позволяли компенсировать эти потери. Попросту необходимы были мощнейшие передатчики и специальные приемники, которых до этого еще никто в мире не строил. При этом надо было решать еще и сложнейшую проблему выделения на фоне помех сигнала, возвратившегося от объекта лоцирования. В тот период раздумий, дебатов начальник 5 управления 4 ГУМО генерал-лейтенант Михаил Иванович Ненашев, как-то отметил, что нужно все же потратиться на опытный локатор. Зато потом будем уверены, что построим надежную боевую ЗГРЛС. Этим генерал оказал весомую поддержку Кузьминскому. Под Николаевом началось строительство невиданного еще в мире супергигантского опытного радиолокатора.
В начале, строительство и монтаж аппаратуры опытной ЗГРЛС возглавлял Ефим Семенович Штырен, после него Николай Лобышев, затем Юрий Гришин. Но конструкторские испытания, организация и проведение уникальных глобальных экспериментов и, так сказать, доводка всего радара до ума уже велись под руководством главного конструктора Франца Александровича Кузьминского.
В 1970 году стали из земли подниматься стены сооружений опытного радара, расти антенны. Опытная ЗГРЛС получалась весьма внушительной. Ширина приемной антенны была 300 метров, высота 135 метров. Для устойчивости этого огромного, ажурного сооружения в фундамент были заложены 2000 кубометров бетона. По подземному коллектору к антенне от ЗГРЛС проходили все кабели и устройства управления антенной. На самой антенне размещались 330 вибраторов. Каждый размером 15 метров и диаметром 0,5 метра.
Передающая антенна была шириной 210 метров, высотой 85 метров. Под её фундамент были уложены 1500 кубометров бетона. Здание ЗГРЛС по фронту было длиной 90 метров. В нем располагались 26 передатчиков каждый размером с небольшой двухэтажный дом. Номинальная мощность каждого передатчика была 50 киловатт. И это в коротковолновом диапазоне распространения радиоволн, где минимальной мощности передатчика радиолюбителя вполне хватает для радиосвязи со всем миром. Общая мощность сигнала ЗГРЛС посылаемого в пространство, складывалась из мощностей всех 26 передатчиков уже в пространстве. Для всех сигналов передатчиков задавались начальные фазы и амплитуды с целью формирования диаграммы направленности с соответствующими параметрами.
В 1971 году завершилось строительство сооружений и зданий гигантского радара, которого еще не было на планете Земля. Предприятия ВПК завершили производство заказанной аппаратуры. Надо было ее монтировать. Однако у строителей практически по всем объектам было много незавершенной работы. Формально Кузьминский мог не приступать к монтажу сложнейшей аппаратуры. Делать это возможно было только после принятия госкомиссией у строителей всех объектов. Однако это могло растянуть еще на годы создание опытной ЗГРЛС. И тогда Кузьминский решает не ждать завершения строительных работ. В 1971 году в незаконченные еще объекты вошли все службы главного конструктора от научных подразделений до инженерно-технологических. Еще в не полностью доделанных строителями зданиях стала монтироваться радиолокационная техника. Причем аппаратура приемников и передатчиков была разнесена на 25 километров. Поэтому для координации и лучшего выполнения работ на передающей и приемной позициях создаются специальные воинские части и две службы главного конструктора. Из единого центра Франц Кузьминский управляет единым коллективом, который возводил гигантскую РАС в двух точках. Буквально ежедневно возникали различные проблемы, которые приходилось лично решать главному конструктору.
Первые изготовленные и вывешенные на антенное полотно вибраторы не выдерживали нагрузок. От большой вибрации начала рваться проволока излучающей поверхности. Главный конструктор Кузьминский и антенщик Бубнов стали решать, как выйти из сложного положения. На завод отправлять вибраторы слишком накладно и долго. Вот и стали реконструировать излучающие системы прямо на объекте. Были созданы бригады специалистов, которые прямо в полевых условиях переделали вибраторы. Причем точность изготовления изделий была заводской. Их проверили на прочность в построенной тоже на объекте аэродинамической трубе.
До 70-х годов разрабатывающие институты не брали на себя комплексную задачу сложения мощностей сигналов передатчиков в эфире. Они только решали задачу проектирования и построения локального передатчика. А дальше, мол, главный конструктор может делать с устройством все, что захочет. Хитрили коллеги по науке. Не хотели брать на себя ответственность за решение сложной научно-технической задачи. Тогда еще наука мощного радиоприборостроения базировалась на таких вещах, как сложение передающих мощностей на 50 киловатных мостах типа «Белка». И если мощности складывались по амплитуде, то достигался большой выигрыш, а если этого не происходило, то не получались ни диаграмма направленности, ни предельная дальность действия. Кузьминский смело взялся и за решение этой непростой задачи. Была создана специальная лаборатория в НИО-3. Ее начальником был назначен молодой ученый Валентин Стрелкин. И он решил проблему сложения мощностей передатчиков в эфире. На передающей позиции так же активно трудились Ю. Маркешкин, Ю. Отряшенков, В. Квасников, В. Бочков и другие ученые и конструкторы НИИДАР.
Ко всему еще Днепропетровский машиностроительный завод задерживал изготовление, монтаж и ввод передатчиков в эксплуатацию. Это были уникальные устройства. Таких еще не производили в Советском Союзе. Прообразов, где бы поучиться, не было. Передатчик был уникален по количеству режимов работы, полной автоматизации перестройки работы по режимам, частоте. Но самое главное, это качество излучаемого сигнала. На вход передатчика должен был поступать высококачественный сигнал. На выходе он должен был появляться точно таким же по своим физическим параметрам, но значительно усиленный по мощности и без различных наслоений на саму структуру этого сигнала. Иначе не получится ло-цирование на сверхдальних расстояниях. Причем все 26 гигантских передатчиков опытной ЗГРЛС должны были выдавать абсолютно одинаковые сигналы.
В тот период Кузьминский часто выезжал на Днепропетровский машиностроительный завод. Общался с дирекцией, инженерами, рабочими. Видел, как трудно идет работа. И тогда он точно спрогнозировал, что именно из-за проблем с передатчиками не сможет уложиться во время, отведенное на конструкторские испытания всего николаевского опытного комплекса загоризонтной локации. За все отвечал главный конструктор. За срыв испытаний стратегического объекта он вполне мог лишиться должности и партийного билета члена КПСС. Тогда за невыполнение плана, особенно в оборонной промышленности, весьма строго спрашивали. И Кузьминский принимает решение взять на себя, на НИО-3 работу по сооружению, монтажу и испытанию передатчиков. Так сказать, смело взялся за дополнительную нагрузку, состоящую в том, чтобы своими силами устранить отставание от плановых заданий Днепропетровского машиностроительного завода. Не каждый руководитель мог на такое решиться. Но Кузьминским двигала идея дать стране и обороне могучее средство радиолокационной разведки против ядерных ракет США. Из НИО-3 и других подразделений НИИДАРа были созданы несколько бригад в помощь заводчанам. Это решение главного конструктора было ключевым в эпопее с передатчиками. В итоге днепропетровцы сдали военной приемке 15 передатчиков, а команда Кузьминского —11.
Передатчики стали поступать на монтаж в виде набора узлов — силовые трансформаторы, силовые шкафы, трансформаторы, шкафы оконечного каскада. Их нужно было точно выставить, соединить со всеми устройствами и узлами, устранить производственные ошибки. При этом работать приходилось нередко под опасным для жизни человека напряжением. И слава богу, что благодаря грамотности институтских специалистов не было среди них потерь. К сожалению, у днепропе-тровцев были потери. При монтаже мощных передатчиков были нарушены правила техники безопасности и отключена блокировка шкафов. Несколько человек были убиты током, несколько стали инвалидами.
И вот 7 ноября 1971 года николаевская опытная ЗГРЛС впервые вышла в эфир. С трудом управлялся объединенный передатчик. К тому времени только 10 передатчиков могли работать под централизованным управлением и синхронно излучать мощность в пространство. На приемной площадке Кузьминский, генералы и другие специалисты увидели на экране электронно-лучевой трубки отраженный от факела ракеты сигнал. Это говорило о том, что радиоканал на тысячи километров был «прошит». Так же все увидели отраженный от Земли сигнал на огромном расстоянии во время скачка. Тогда же некоторые специалисты, в том числе и Кузьминский, пытались определить спектры сигналов опытной ЗГРЛС, что само по себе важно для понимания характера прохождения сигнала в ионосфере.
К началу 1972 года под высоким напряжением были уже все передатчики. Они синхронно излучали мощный сигнал в пространство. Потом в действие были введены все приемники и антенны. Их создавали ученые и конструкторы Б. Кукис, Б. Арансон, Е. Казаков, А. Гуров, Ю. Андриевский, Г. Бубнов, Ю. Майоров, В. Дергунов, Б. Горбунов.
В тот период Валентин Николаевич Стрелкин работал на передающей площадке начальником лаборатории. Вводил в действие передатчики, обеспечивал их управление с командного пункта передающей позиции. И вот 27 марта 1972 года опытный загоризонтный радар должен был впервые в истории мирового локаторостроения автоматически обнаружить старт баллистической ракеты с космодрома Байконур. Расстояние было не таким уж и большим для такого мощного радара. Поэтому из 26 передатчиков были введены в работу только 5. Ночью поступило первое оповещение о старте ракеты с Байконура. Однако тот ночной старт с космодрома радар почему-то не обнаружил. Зато после второго оповещения цель была обнаружена и определена ее траектория полета.
К конструкторским испытаниям в 1972 году опытная ЗГРЛС уже имела несколько обнаружений стартов баллистических ракет на гигантском расстоянии. Коллектив главного конструктора был уверен в том, что огромный опытный радар работоспособен и решает поставленные задачи. На испытания Кузьминский берет с собой Шустова, других опытных специалистов и вся эта команда едет в Николаев. В тот период Юрий Кузьмич Гришин, который одно время руководил созданием опытного радара, даже стал обижаться. Мол, он все сделал, а пришел Кузьминский и отодвинул его на вторые роли. Однако Кузьминский очень толково руководил монтажём и доводкой аппаратурного комплекса до заданных параметров. Для самого дела это оказалось весьма кстати. Ведь Франц Кузьминский, которого в тот период в НИО-3 уже называли вместо иностранного Франц — Александром, обладал более широким научным кругозором. Умел наладить в военно-промышленном комплексе необходимые связи, что помогало привлечь к созданию николаевского опытного радара различные научные и производственные организации, опытных специалистов.
Но не обошлось и без трений в самом НИО-3. Так Гришин и Бараев считали, что к указанному в Постановлении ЦК КПСС и Сомина СССР сроку проведения испытаний НИИДАР не успеет подготовить такой технически сложный объект. Утверждали, что это не реально. Мол, слишком много трудоемких научных и конструкторских задач. Однако Кузьминский настаивал на том, чтобы не расслабляться, активно решать все возникающие научно-технические проблемы и представить объект на испытания в срок. От этого зависел престиж как самого НИИДАРа, так и его ученых и специалистов.
Но когда конструкторские испытания стали проходить под контролем комиссии из 4 ГУМО, начали проявляться различные проблемы. Первые заказанные пуски баллистических ракет опытная ЗГРЛС не обнаружила. Радар работал как и прежде, все параметры аппаратуры были в норме, а ракеты не обнаруживались. А ведь запуск каждой баллистической ракеты обходился в копеечку. Генералы из комиссии, специалисты НИО-3, НИИДАРа детально разбирались в каждой неудачной работе. Кто виноват? Почему произошел сбой в работе той или иной системы? В результате кропотливого анализа были найдены просчеты в конструировании и сборке аппаратуры. Были установлены правильные команды управления техникой. Одним словом, был создан четкий алгоритм процесса работы огромного опытного локатора. Ведь любая неточность в командах, настойках приводила в конечном итоге к целой цепи технических ошибок. Само лоцирование скоростных объектов составляло всего десятки секунд. И за это чрезвычайно короткое время опытный радар должен был дать в автоматическом режиме траекторию полета баллистической цели. Радар обнаруживал ракету в ионосфере по плазменному облаку. Оно образовывалось в результате работы двигателей на активном участке полета, начиная от высот 80-100 километров до 160 километров. Как раз на высотах 120-130 километров и проходило загоризонтное лоцирование, а дальше ракета двигалась по своей траектории, которую тоже вычисляли и отслеживали.
Конструкторские испытания завершились 30 июля 1972 года обнаружением 4 стартов мощных баллистических ракет с космодрома Байконур. Они были обнаружены в диапазоне дальностей от 2300 до 3400 километров. Правда, не обошлось без проблем по одному обнаружению. Заблаговременно были отрегулированы все параметры аппаратуры. Системы четко работали. На большой дальности на экране индикатора аппаратуры управления, отображения и индикации, которая создавалась В. Родионовым, В. Никифоровым и другими, стал завязываться сигнал от ракеты. Все в зале пункта управления закричали, вон идет ракета, вот она. А потом отметка от ракеты стала стремительно расти и через несколько секунд ярко засветился весь экран электронного индикатора. Мощный отраженный сигнал перегрузил приемник. Автомат по определению координат и траектории полета не выдал необходимых данных. Все видели, что опытная ЗГРЛС обнаружила цель, но автомат не подтвердил этого обнаружения. В крайнем возбуждении Кузьминский, Чепига, Шустов вышли из пункта управления и стали обсуждать создавшееся положение. Кузьминский прямо спросил у Шустова и Чепиги в чем, по их мнению, проблема. Те ответили, что вероятнее всего слишком сильный ответный сигнал, создались перегрузки и автомат не отметил траекторию полета цели. Ответ явно не устраивал Кузьминского. Назревал разговор на повышенных тонах. К ученым подошел начальник 4 ГУМО, прославленный летчик, генерал-полковник Байдуков.
– Так говорите слишком большой отраженный сигнал приняла аппаратура, — сказал Байдуков, — но людей то не поубивало.
– Мы думали, что сейчас Байдуков подольет масла в огонь и разразится над нами гроза — рассказывал Эфир Иванович Шустов, — а он шуточкой снял напряжение. И еще повторил, слава богу, что людей не поубивало. В итоге мы приободрились.
Кузьминский посадил в отдельную комнату Шустова и Че-пигу и приказал к утру следующего дня подготовить протокол испытаний. Всю ночь ученые составляли документ. Вместе с отделом анализа войсковой части объекта были проявлены фотографии объективного контроля. К утру протокол был отпечатан и предъявлен государственной комиссии. Все убедились, что обнаружение ракеты было реальным, только подвел автомат. Опытная ЗГРЛС реально видела цель на большом расстоянии. Комиссия предложила доработать математическое обеспечение процесса засечки целей, чтобы в условиях мощного отраженного сигнала устойчиво работал автомат станции по обнаружению, сопровождению и определению трассы целей. В дальнейшем это сильно помогло. Даже было выработано организационное требование, которое было доведено расчету по обслуживанию радара, чтобы во время боевой работы всем специалистам убирать руки с пультов управления. Ведь специалисты и военные и гражданские были очень высокой квалификации. Они могли чисто непроизвольно с благими намерениями пытаться подключать резервные системы или усиливать сигналы. Такие действия могли привести к срыву процесса обнаружения целей. Поэтому было строго приказано не вводить во время боевой работы какие-либо корректировки. Аппаратура сама автоматически все обнаруживала и записывала. Ведь само обнаружение старта ракет длилось всего доли минут. А затраты на него были огромные. Потом, когда уже сам Валентин Николаевич Стрелкин стал техническим руководителем на опытном радаре, он особенно требовал выполнения команды «Руки с пульта». В результате непроизвольного нажатия кнопок могли меняться режимы обнаружения. В этом случае было трудно контролировать и потом определять, почему не произошло конкретное обнаружение ракеты.
После испытаний Кузьминский и ряд специалистов поехали на трех автомашинах предъявлять документы в Москву. В дороге военный легковой вездеход ГАЗ сильно ударил в борт машину, в которой ехал Кузьминский и столкнул ее в кювет. Была смята дверца «Волги». На это тогда даже не обратили внимания. Главное, что главный конструктор не пострадал. Для всех очень важным было доставить в столицу отчетные документы об испытаниях и ценные научные результаты для анализа работы опытной ЗГРЛС. В столице в главном заказывающем управлении Минобороны, в Минрадиопроме были сделаны обстоятельные доклады. Результаты конструкторских испытаний были утверждены, несмотря на довольно большие недоделки в аппаратурном комплексе. Например, еще не было аппаратуры оптимизации частотно-угловых режимов работы станции (АОЧУР). Однако полученные данные позволили просчитать потенциальные возможности опытного радара для работы на больших дальностях. После этого Кузьминский начинает в рекордно короткие сроки создавать боевой локатор. Он был построен всего за четыре года. Строительство лично курировал заместитель министра обороны по строительству и расквартированию войск генерал-полковник Комаровский. В этом объекте были весьма заинтересованы в Минобороны, в Войсках ПВО страны, в Минрадиопроме.
Однако испытания и реальная работа николаевской опытной ЗГРЛС показала, что уровень автоматизации на гигантском радаре не может быть доведен до такой степени, чтобы полностью исключить участие в боевой работе личный состав. ЭВМ, командир узла, оперативный дежурный, личный состав боевого расчета станции были тесно взаимосвязаны. От мгновенного решения любого специалиста зависел исход всей боевой работы. Поэтому николаевская опытная РАС дала оптимальный взгляд на участие человеческого интеллекта в управлении сложнейшей аппаратурой гигантского радара, самим процессом загоризонтного лоцирования на нескольких тысячах километров. Именно на николаевской опытной ЗГРЛС под руководством Франца Кузьминского получались экспериментальные данные, которые должны были стать исходными для построения боевой загоризонтной системы, для определения модели взаимодействия трассы распространения радиоволн на гигантском расстоянии, боевой ЗГРЛС, объекта лоцирования, боевого расчета. Все эти экспериментальные данные приходилось получать в экстремальном режиме, ценой огромного нервного напряжения. Вот как это происходило.
В СССР была отработана система оповещения о стартах ракет различного назначения с полигонов. Информация заблаговременно передавалась соответствующим причастным к этим делам руководителям и ведомствам. На николаевскую опытную ЗГРЛС эта информация поступала в лучшем случае примерно за 24 часа, а в худшем за 5-6 часов. Огромный радар, боевой расчет должны были подготовиться к работе и обнаружить объект, который находился в зоне действия радара всего несколько десятков секунд. В редких случаях выпадали 3-4 минуты активного полета.
Расчет занимал свои места, огромный радар приводился в боевую готовность. Измерялись характеристики трассы на текущий момент времени. На их базе прогнозировалась модель поведения физических процессов на трассе в ближайшие 20-30 минут. Вычислялись вероятностные характеристики решения задачи. При этом попутно выявлялись и устранялись неполадки в аппаратуре радара, отрабатывались действия боевого расчета, ведь личный состав был переменным. Само же лоцирование объекта за тысячи километров ограничивалось всего примерно 60 секундами. В результате многочасовой кропотливой подготовительной работы сотен специалистов проводилось обнаружение и определялась траектория полета цели. И эта траектория сразу давала объективную информацию о ее свойствах, о характеристиках отраженного от объекта сигнала, о том, как ведет себя сама эта траектория, как она размывается, какова её надёжность и достоверность, соответствует ли полученная опытной ЗГРЛС траектория той, которая заложена в бортовую аппаратуру ракеты. От эксперимента к эксперименту эмоциональность работы у людей все возрастала. Бывало так, что расчет все выполнил правильно, цель обнаружена, проведена. Кузьминский или его заместитель проводят экспресс-анализ выполненной работы и обнаруживается, что ни один из военных или гражданских специалистов не могли точно проанализировать свои действия. Настолько все делалось быстро, решения нередко принимались чисто автоматически на основе накопленного практического опыта, а порой и чисто спонтанно. По сути, обнаружение целей велось расчетом в стрессовой обстановке. Люди при этом испытывали огромное эмоциональное напряжение. Поэтому Кузьминский и пришел постепенно к выводам о том, что необходимо полностью автоматизировать весь процесс лоцирования целей. Построить конфигурацию радара с максимальной автоматизацией всех процессов. В результате на николаевской опытной РЛС появилось громадное количество вычислительных средств, различных функциональных программ, связей, стыковок, которые, в свою очередь, сами стали источником некоторых технических проблем.