Глава 10 «Новогодняя газетная «атака» на ЗГРЛС»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 10 «Новогодняя газетная «атака» на ЗГРЛС»

События августа 1991 года памятны всем россиянам и особенно жителям Москвы. Они довольно подробно освещены в средствах массовой информации, книгах. Однако в силу особой специфики военной организации государства, не так много известно, что в тот период происходило в Вооруженных Силах СССР, в самих войсках и различных военных организациях и структурах, особенно центральных. Возможно, что еще появятся исследования о последних днях знаменитого Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского флота (ГЛАВПУР). Старшее поколение хорошо знает, какую роль в войсках выполняла властная партийно-политическая вертикаль, которой управлял из центра ГЛАВПУР. Его руководители обязательно были членами Центрального Комитета КПСС. Начальник ГЛАВПУРа был непосредственно подотчетен ЦК КПСС и Политбюро и независим в решениях по своему ведомству даже от министра обороны.

В тот крайне сложный период истории государства досталось и нашему журналу «Коммунист Вооруженных Сил». Где-то в конце августа главный редактор генерал-майор Кошелев вызвал меня в свой кабинет и приказал поехать на авиабазу в подмосковную Кубинку. Там, мол, вновь назначенный главнокомандующий ВВС генерал-полковник Дейнекин устраивает прием для военно-морских атташе иностранных посольств в Москве и журналистов. При этом главный редактор сказал, чтобы я обязательно задал главкому, если получится, пару вопросов по военной авиации и внимательно посмотрел на его. Истинная подоплека этого задания открылась уже в Кубинке. А тогда просто хотелось вырваться в хорошую погоду в ближнее Подмосковье и еще раз побывать на знаменитой авиабазе Кубинка.

Точно в назначенное время несколько автобусов с журналистами отправились от главного штаба ВВС, который располагался в тот период в помпезном здании на Большой Пироговской улице в столице на авиабазу в Кубинку. Доехали довольно быстро. На Можайском шоссе поздним утром в августе 1991 года было не такое, как ныне, скопление автотранспорта. А в Кубинке нас ожидал настоящий праздник. Вначале многочисленных военных атташе и журналистов пригласили на специальную трибуну. С нее было хорошо наблюдать за показательными полетами боевых и транспортных самолетов, вертолетов. В перерыве между полетами, нового главкома окружили журналисты. Тогда мне удалось задать Петру Степановичу первый вопрос о перспективах развития ВВС. Главком, сам профессиональный военный летчик, довольно дельно рассказал о своем видении развития боевой авиации.

После полетов состоялась продолжительная пресс-конференция. Генерал-полковник Петр Дейнекин непринужденно отвечал на многие вопросы, в том числе и связанные с августовскими событиями в Москве. Тогда я задал генерал-полковнику второй вопрос. При этом сказал, какой печатный орган представляю. И опять главком ВВС на него ответил. После пресс-конференции главком пригласил всех журналистов в один из близ расположенных самолетных ангаров, чтобы в непринужденной обстановке отметить свое назначение. Во время перехода в этот ангар знакомая журналистка первого телевизионного канала из Останкино взяла меня под руку и доверительно сказала, что мой вопрос на пресс-конференции, да и вообще мое присутствие более чем неуместны. Мол, журнал «КВС» одиозен и против него уже готовятся какие-то санкции. После этого краткого разговора и совета журналистки искать работу в другом издании я понял, зачем меня послали на это мероприятие в Кубинку. Видно главный редактор хотел посмотреть на реакцию нового главкома ВВС, который поддержал в августе 1991 года Бориса Ельцина и вошел в его команду, даже не на вопросы, а скорее на факт присутствия в Кубинке журналиста из «КВС». Однако главком, который знал меня еще с 1989 года, доброжелательно ответил на вопросы майора из центрального журнала разгоняемого ГЛАВПУРа.

По приезду из Кубинки в столицу сразу же направился в редакцию. Не заходя в свой отдел, пошел в кабинет главного редактора, чтобы рассказать о словах тележурналистки и о самом приеме. На рабочем столе генерала Кошелева и на полу стояло несколько картонных коробок. Николай Александрович складывал в них какие-то бумаги, книги. Он кивнул на мое приветствие. И продолжал заниматься коробками. Потом словно что-то вспомнив, вопросительно посмотрел на меня. Не дожидаясь вопроса, я тут же рассказал о мероприятии, о том, что Дейнекин лично сказал, что будет сотрудничать с нашим журналом и только после этого передал информацию тележурналистки. Генерал Кошелев как-то мрачно и внимательно посмотрел на меня, а потом сказал, что его снимают с должности и пока неизвестна судьба самого журнала. Мое сообщение явно запоздало.

Однако журнал в августе 1991 года уцелел. Ограничились лишь переименованием издания в «Армию». Это название родилось в самом нашем коллективе. Издание получило статус центрального журнала Минобороны. Сохранил свою должность и главный редактор генерал-майор Кошелев. Тем не менее, уже при министре обороны РФ генерале армии Павле Грачеве в 1994 году рентабельный и популярный в войсках журнал «Армия» был закрыт. Практически все профессиональные военные журналисты, многие с огромным опытом работы, были уволены. Потом еще несколько лет в уже несуществующую редакцию журнала приходили из войск письма военнослужащих, гражданского персонала. В тот период я служил заместителем редактора отдела в газете «Красная Звезда» и сам видел сотни таких писем в закрытый, но по-прежнему популярный журнал.

В 1992 — начале 1994 года приходилось много ездить в войска в командировки и готовить немало различных публикаций по боевой подготовке и обучению военнослужащих. К теме по загоризонтной радиолокации, как-то не доходили руки. Да и сама эта проблема после августа 1991 года, казалось, уже не была актуальной. На государство и Вооруженные Силы нахлынули проблемы такой стратегической, глобальной величины, что по сравнению с ними перипетии ЗГРЛС были уж очень незначительными. Однако так только казалось. Уже в конце 1991 года в двух номерах 249 и 274 центральной с огромным тиражом газеты «Известия» были опубликованы сенсационные материалы корреспондентов Бориса Резника и Виктора Литовкина «Тайны «мертвого» объекта», в которых рассказывалось о вопиющей бесхозяйственности, допущенной чиновниками из Минобороны и Минрадиопром СССР. Из этих материалов следовало, что в тайге в районе поселка Большая Картель на произвол судьбы и разграбление брошен огромный военный радиотехнический объект. Охотники за драгоценными металлами варварски разбивают дорогостоящую аппаратуру в циклопическом сооружении. После прочтения этих материалов возникли мысли, что авторы явно не до конца разобрались в причинах, почему этот объект не охранялся армейскими караулами, да и вообще для какой цели он был создан. Эти материалы я положил в свой архив по ЗГРЛС. Руководству журнала предложил вновь вернуться к теме снятия с боевого дежурства загоризонтной системы. Доказывал, что в прессе идет открытая травля ЗГРЛС и ее создателей, которым просто не дали доработать сложное радиоэлектронное вооружение. Однако в тот период уже шло расследование по ЗГРЛС, которое после разоблачительных выступлений в «Советской России», других изданиях первый Президент СССР Михаил Горбачев поручил провести Генеральному прокурору Трубину, председателю КГБ Бакатину, министру обороны Шапошникову. Вот мне и порекомендовали воздержаться от дальнейших расследований по ЗГРЛС. Да, в общем-то, тогда нашему обновленному журналу публикации, которые могли вызвать ответную жесткую реакцию в центральной прессе, были не нужны. «Армии» такой материал был явно не ко времени, а в других изданиях в тот период по Вооруженным Силам и военно-промышленному комплексу активно публиковали лишь негатив. Так что негде было ответить на публикацию в «Известиях» объективным материалом по ЗГРЛС. К слову, в центральной газете Минобороны «Красная звезда» тоже ответили, что такая тема им не нужна. Вот появятся материалы расследования, тогда и опубликуем их. А так может создаться в обществе впечатление, что центральная военная газета защищает «честь мундира» Минобороны. Спорить и доказывать было бесполезно. Поэтому решил не спешить с публикацией. Собирать данные по теме боевой загоризонтной локации.

Однако газета «Известия» в свою очередь продолжила кампанию против ЗГРЛС и ее создателей. С сенсационными разоблачениями снова выступил член-корреспондент Российской академии наук Григорий Васильевич Кисунько, один из авторов первого разгромного материала. В 1992 году сразу после новогодних праздников 2 января, вероятно для того, чтобы как можно больнее ударить по создателям, был опубликован материал «Миллиарды, потраченные на чиновничьи амбиции» о якобы вопиющих злоупотреблениях при создании боевой системы ЗГРЛС. В этой публикации досталось на «орехи» уже не только бывшему заместителю министра радиопромышленности и директору НИИДАР Владимиру Маркову. Критиковался Герой Социалистического Труда, начальник 5 управления 4 ГУМО генерал-лейтенант Михаил Иванович Ненашев. Обвинения были высказаны даже партийным и комсомольским работникам НИИДАРа, которые, по словам Кисунько, были несведущими в вопросах ЗГРЛС, но принимали угодные начальству решения. Сразу же приношу извинения газете «Известия», что без разрешения редакции и автора без изменения и корректировки публикую этот старый материал.

«Григорий Кисунько, член-корреспондент Российской академии наук

Миллиарды, потраченные на чиновничьи амбиции

Материалы наших корреспондентов Б. Резника и В. Литовкина под названием «Тайны «мертвого» объекта (№№ 249 и 274 за прошлый год), рассказывающие о вопиющих фактах бесхозяйственности, допущенных Министерством обороны и Министерством радиопромышленности СССР, которые бросили на произвол судьбы дорогостоящий военный объект, привлекли большое внимание.

М. Горбачев поручил Н. Трубину, В. Бакатину, и Е. Шапошникову тщательно разобраться в происшедшем и привлечь к ответственности виновных. Но пока результатов этого расследования нет.

В статьях «Тайны «мертвого» объекта», опубликованных в «Известиях», к сожалению, остались за кадром глубинные секреты станций загоризонтной радиолокации — этих вещественных памятников одной из военно-технических авантюр. И это неудивительно, так как на страже этих тайн под грифом липовой секретности стоит мощное кольцо круговой поруки.

Было бы ошибочно представлять эти факты только как бесхозяйственность на морально и технически устаревших, списанных или подлежащих списанию военных объектах. Наиболее скандальным является то, что в основу построения загоризонтной РАС «Дуга» были заложены подхваченные за рубежом бредовые, тупиковые научные идеи, и поэтому создаваемые объекты были изначально, как говорится, «не в дугу».

Они были мертворожденными из-за своей абсолютной неспособности выполнять возлагавшиеся на них задачи по обнаружению стартующих с территории США межконтинентальных баллистических ракет. И именно по этой причине, а не из-за мнимого «морального и технического старения», созданные ЗГРЛС не были приняты на вооружение и оказались в положении никому не нужных, заброшенных, бесхозных.

Заведомо бросовыми были затраты на создание ЗГРЛС. И как раз в них таится поистине Большой Миллиардный Грабеж государства, а не в транзисторах, выковыриваемых мальчишками из бесхозной аппаратуры, и даже не в деталях с драгметаллами, расхищаемых из нее взрослыми дядями и с инженерным образованием. Как говорится, снявши голову, по волосам не плачут.

Решения о создании ЗГРЛС готовились и принимались вопреки научно обоснованным предостережениям компетентных специалистов, а сами эти специалисты подвергались жестоким санкциям. Например, в управлении военного заказчика (ПВО) был с армейской скоростью уволен из Вооруженных Сил полковник-инженер Валерий Зинин за то, что выступил против этих станций. А вот в НИИДАРе начальству пришлось повозиться с главным конструктором надгоризонтных РАС А. Мусатовым. Его не только уволили из НИИ, но и из кадров Советской Армии, исключили из КПСС при поддержке сотрудников аппарата оборонных отделов МГК и ЦК КПСС Олега Белякова и Игоря Дмитриева.

В докладной записке, представленной в НТС института, Мусатов показал, что на ЗГРЛС эхо-сигнал от факела МБР будет в несколько тысяч раз слабее сигналов от помех и поэтому строить ЗГРЛС бессмысленно. Для рассмотрения этой записки было создано «бюро НТС», в которое вошли парторг НИИ, профорг, комсорг и другие несведущие в рассматриваемом вопросе, но угодные начальству лица, представители опытного завода. И это «бюро» единогласно — десять против одного Мусатова — высказалось за создание ЗГРЛС: дескать, американцы строят ЗГРЛС, значит, — и нам надо.

А американцы действительно «допустили» утечку информации будто приступают к созданию ЗГРЛС (проект ТиПи — Тэйлор проджект): передающая позиция на территории США и две приемные — на островах Кипр и Тайвань. Причем эта информация «подтверждалась» быстрым развертыванием работ на Кипре и Тайване.

Это дало повод директору НИИДАР В. Маркову и руководству управления военного заказчика развернуть целую программу строительства советских ЗГРЛС. А после повышения В. Маркова на должность заместителя министра ему не составило большого труда при поддержке представителя военно-промышленной комиссии при Совмине Горшкова и военного заказчика (ПВО) протащить предложения о создании ЗГРЛС на уровень постановления ЦК КПСС и Совмина СССР.

Между тем американцы, убедившись, что их идея бесперспективна, решили прекратить создание ЗГРЛС и передать построенные на Кипре и Тайване приемные центры службам радиоперехвата ЦРУ.

Предостережения, сделанные в докладной записке А. Мусатова, полностью подтвердились, когда по данным уже построенных ЗГРЛС разработчики представили материалы 44 проводок, якобы полученных при пусках баллистических ракет. Анализ показал, что это были «проводки» случайных выбросов помеховых сигналов. В связи с этим тогдашний начальник Генерального штаба Вооруженных Сил СССР Н. Огарков заявил на коллегии Минобороны, что принимать такие ЗГРЛС на вооружение нельзя.

Но и после этого В. Марков (от промышленности) и М. Ненашев (от заказчика) выступили с инициативой разработки эскизного проекта под шифром «Глобус», предусматривавшего создание сети ЗГРЛС путем развертывания новых, еще более громоздких и дорогостоящих объектов. Однако на этот раз не один только Мусатов, а вся оппонентская группа под его председательством, наполовину состоявшая из участников разработки ЗГРЛС, высказалась против «глобусного» продолжения «Дуги».

Впрочем, и это не смутило «загоризонтных» авантюристов: НИИДАР начал соблазнять «Дугой» ВМФ, и не исключено, что вскоре мы узнаем о новых мертвых «объектах», но теперь уже под военно-морским флагом. Большой грабеж продолжается!

Хотя уникальный коллектив НИИДАР, сформировавшийся на создании надгоризонтных РЛС дециметрового диапазона, с директорством В. Маркова начал переключаться в основном на пустопорожнюю тематику ЗГРЛС, А. Мусатову все же удалось сохранить небольшое подразделение на тематике надгоризонтной радиолокации. Этому способствовал уход Маркова на должность замминистра. Но затем он снова вернулся в директорское кресло НИИДАР, и начали обостряться конфликты между ним и Мусатовым, которые закончились не только расправой над талантливым конструктором, но и разгоном его наиболее квалифицированных помощников по разработке нового поколения РЛС, ориентированного на новейшие прогрессивные принципы и технологии.

Так было обезглавлено научное руководство создания новой РЛС в районе Гродно. В результате строительство этой станции, начатое в 1982 году со сроком окончания в 1987 году, превратилось в бессрочный долгострой, одна лишь строительная часть которого к началу 1990 года обошлась государству в 200 миллионов рублей. Это еще один кандидат в мертвые «объекты» под стать объектам ЗГРЛС.

Вот так авантюра с ЗГРЛС, кроме прямого материального ущерба государству, привела также к полному разрушению научно-технического потенциала в области разработок надгоризонтных РЛС дециметрового диапазона. Как раз того диапазона, в котором работают все РЛС систем предупреждения о ракетном нападении США. Между тем как наши РЛС СПРН тиражировались в метровом диапазоне, на порядок более уязвимом, в том числе и к ионизационному ослеплению ядерными взрывами в околоземном космосе.

Но «Дуга» — это только часть того насаждения абсурдов, которое врубилось в проблематику ПРО и СПРН с приходом «чрезвычайного комиссара» В. Маркова. Безусловно, конкурс идей, проектов, программ в науке и технике крайне необходим и очень полезен, но когда один человек обладает сразу несколькими титулами и должностями — заместитель министра — генеральный директор ЦНПО — технический руководитель ЦНПО — начальник Научно — тематического центра — председатель межведомственного НТС по ПРО и СПРН, — ни о какой научной состязательности речи быть не может.

Монополист, обладатель пышных титулов использовал их при поддержке оборонного отдела ЦК КПСС, военно-промышленной комиссии и Минрадиопрома как мандат от имени этих органов на бесконтрольный беспредел в агрессивно-комиссарском командовании научно — технической политикой в области ПРО и СПРН.

Думаю, такой беспредел отзовется для нас потерями еще не одного миллиарда рублей народных денег и десятками других мертворожденных «сверхсекретных» объектов.

Григории Васильевич КИСУНЬКО. Родился в 1918 году, участник Великой Отечественной войны. Лауреат Ленинской премии, Герой Социалистического труда, конструктор первых отечественных зенитно-ракетных систем и противоракетных комплексов. Автор ряда научных монографий.»

Нет смысла комментировать этот материал. Все предыдущие главы этой книги опровергают его положения и высказывания. Однако еще в январе 1992 года откровенно покоробило явно какое-то пренебрежительное отношение автора к тем, кто принимал решения по созданию ЗГРЛС. Это, дескать, делалось руками несведущих в этом деле, но угодных начальству, парторга НИИДАР, профсоюзного и комсомольского (ВЛКСМ) организаторов и других представителей научно-технического совета института. Это уже в материале был явный перехлест. В таких институтах, как НИИДАР, на руководящие партийные должности в советское время подбирались, как правило, технически грамотные люди. Иначе они не смогли бы не то, что руководить, а даже просто ужиться в многотысячном научном и творческом коллективе. Поэтому нужно было обязательно лично убедиться, действительно ли так некомпетентны, указанные в публикации функционеры, которые принимали важные технические и организационные решения. Однако секретарь партийного комитета НИИДАР Вячеслав Борисович Маклецов, который был в составе того НТС, уже перешел на другое место работы. Несмотря на все мои попытки в 1992 году так и не удалось связаться и поговорить ни с Маклецовым, ни с другими членами научно-технического совета НИИДАР периода создания боевой системы ЗГРЛС. Да и время тогда в стране было смутное. Многие старались не вспоминать о своей деятельности в недавний советский период, которую открыто критикуют в центральной российской печати. Как бы чего не вышло.

С бывшим секретарем партийного комитета НИИДАР Вячеславом Маклецовым удалось встретиться только в 2007 году. От моих друзей из НИИДАР он узнал, что я пишу документальную книгу-расследование о ЗГРЛС. В один из жарких июльских дней по приглашению Вячеслава Борисовича приехал к нему на дачу, расположенную примерно в 60 километрах от московской кольцевой дороги. После поста секретаря парткома НИИДАР Вячеслав Борисович в течение многих лет занимал внушительную должность в ЦНПО «Вымпел». Был заместителем генерального директора, а затем и вице-президентом нынешнего ОАО «МАК «Вымпел». Естественно, я ожидал увидеть на садовом участке внушительных размеров дом. Однако все садовые строения были весьма и весьма скромные. Так что хозяин участка никак не тянул на лавры одного из коррупционеров, которые втянули, по мнению авторов публикаций в «Советской России», «Известиях» и других изданиях, государство в авантюру с ЗГРЛС и, естественно, кое-что поимели от потраченных гигантских средств. Это именно о нем писалось в газете, что «несведущий» парторг принимал «угодные» для начальства решения по строительству ЗГРЛС. Поэтому я привожу дословно беседу с Маклецовым, чтобы читатели сами разобрались в технической подготовке парторга крупного оборонного научного центра.

Распечатка диктофонной беседы с бывшим секретарем партийного комитета НИИДАР Вячеславом Борисовичем Маклецовым.

– Вячеслав Борисович, в какой период вы работали в НИИ-ДАРе и какие должности занимали?

Я пришел в НИИДАР в сентябре 1964 года на должность ведущего инженера-конструктора НИО-4. Если не возражаете, я начну с самого начала моей трудовой биографии.

В 1958 году я окончил Московский автомеханический институт (МАМИ) и по распределению был направлен на работу в НИИ-10 инженером-конструктором в конструкторское бюро института. Эта работа, как я потом понял, предоставляла возможность хорошо изучить и понять деятельность тематических и отраслевых подразделений. При этом участвовать в процессе изготовления и испытаниях создаваемых изделий, хорошо узнать производство, понять его возможности, приобрести умение работать с заказчиком, узнать реальные эксплуатационные требования. Такую школу я прошел в НИИ-10, где, пройдя весь этап разработки и изготовления, в последние годы работы исполнял обязанности заместителя главного конструктора по конструированию изделия «Гурзуф» для военно-морского флота. Участвуя в разработке конструкторской документации радиотехнических комплексов, я в то время ощущал недостаток специального радиотехнического образования. Без отрыва от работы закончил двух годичное обучение на факультете автоматики и телемеханики МЭИ. Будучи членом ВЛКСМ, активно участвовал в общественной работе, неоднократно избирался секретарем комсомольской организации КБ, а в 1963 году был принят кандидатом в члены КПСС.

Завершив успешно все виды испытаний изделия «Гурзуф» и передав документацию для изготовления на серийный завод в Ростов-на-Дону, я, по определенным веским обстоятельствам, перешел на работу в НИИДАР. Опыт, приобретенный в НИИ-10, позволил мне быстро включиться в работу коллектива конструкторов. В 1967 году был назначен начальником лаборатории, а в 1970 году, создав совместно с заместителем главного конструктора ЗГРЛС 5Н77 Теребковым В.А. специализированный конструкторский отдел по разработке общестанционной и конструкторской документации, был назначен заместителем начальника этого отдела. В 1977 году был назначен начальником конструкторского отдела, который занимался, в том числе и разработкой документации на антенно-фидерные устройства в интересах всех систем, создаваемых в НИИДАРе. Участвуя в монтаже аппаратуры, многократно бывал в командировках на объектах и смежных предприятиях, включая Кубинку, Чернигов, Николаев, Днепропетровск, Гомель, Комсомольск-на-Амуре. Больше всего был на объектах загоризонтной радиолокации. Мне посчастливилось наблюдать первые обнаружения пусков ракет и самолетов на РАС под Николаевом.

В декабре 1964 года был принят в члены КПСС, неоднократно избирался секретарем партбюро конструкторского НИО, членом парткома и председателем партийной комиссии при парткоме. В 1978 году был избран секретарем парткома НИИДАР, проработав там до декабря 1982 года, когда был переведен в ЦНПО «Вымпел».

НИИДАР создавался на базе завода № 37 (механического). Затем его производство было переориентировано на изготовление и разработку радиотехнических устройств. С этой целью на предприятие были переведены целые коллективы из 108 института и КБ-1. В результате был создан крупный научно-исследовательский институт с опытным заводом, получивший в дальнейшем название НИИДАР. В то время, о котором мы говорим, НИИДАР представлял собой огромное предприятие, где работало около 10 тысяч человек, из которых коммунистов было более 2-х тысяч. Практически, это было два предприятия — собственно институт и опытный завод, способный выпускать серийную продукцию радиотехнического назначения, со своим директором, формально подчиненным директору НИИДАР. В целом это был сложный коллектив, с непростыми внутренними взаимоотношениями. В институте было три основных тематических подразделения, возглавляемые главными конструкторами Сосульниковым Владимиром Пантелеймоновичем, Мусатовым Александром Николаевичем и Кузьминским Францем Александровичем. Отраслевые подразделения и опытный завод одновременно выполняли работы всех главных конструкторов. Проводимые работы, были заданы постановлениями ЦК КПСС и Правительства СССР. Создавались сложные и дорогостоящие радиотехнические комплексы, имевшие важнейшее значение для укрепления обороноспособности страны. Поэтому НИИДАР находился под пристальным контролем Минрадиопрома, Военно-промышленной комиссии, Минобороны и оборонного отдела ЦК КПСС. Соответствующее отношение было и к партийной организации НИИДАР со стороны вышестоящих партийных органов.

Партийному комитету НИИДАР были предоставлены права райкома КПСС в части приема в партию и рассмотрению персональных дел коммунистов. Секретарь парткома и два его заместителя избирались на конференции партийной организации НИИДАР. Но в то же время, считались штатными работниками Районного комитета партии города Москвы и там получали зарплату. Это создавало возможность быть независимыми от руководства предприятия и, соответственно, объективными в своей работе. Секретарь парткома был номенклатурой оборонного отдела ЦК КПСС, и после избрания проходил утверждение в этом отделе. В то время заведующим оборонным отделом ЦК КПСС был Сербии Иван Дмитриевич, старейший и мудрый руководитель, с твердым и жестким характером. В отделе тогда работали В.Ф. Федоров, В.И. Шимко, О.С. Беляков, а заместителем заведующего был Н.Н. Детинов. Все они с большим опытом работы в научных и партийных организациях, высокопорядочные и грамотные специалисты. Давая согласие на мое назначение секретарем парткома, они, безусловно, брали на себя ответственность перед заведующим, и мне было понятно их волнение. В строго назначенное время Иван Дмитриевич принял меня в своем кабинете. Он попросил меня коротко изложить свою биографию, сделав упор на трудовую и общественную деятельность, а также мое представление о роли и месте партийной организации в НИИ. Затем он зачитал мне краткую, всего в четверть печатного листа, объективку о состоянии дел в НИИДАРе и сложной обстановке внутри коллектива предприятия. Многое мне в то время было известно, но форма изложения, соответствующие формулировки и выводы меня поразили. Я задумался. На это обратил внимание Иван Дмитриевич и спросил: «Ну что секретарь, не страшно брать на себя эту работу? Ты должен понимать, что на секретаре парткома лежит такая же ответственность за сроки выполнения работ, расходование финансовых и материальных ресурсов, кадровую политику, как и на директоре предприятия, а за состояние морально политического климата в коллективе даже большая, чем у директора. И помни, что спрос с члена партии всегда выше, чем с беспартийного и от вашей слаженной совместной работы, во многом будут зависеть успехи коллектива». Я ответил, что меня избрали мои товарищи, на их помощь и поддержку я очень рассчитываю. Про себя же подумал, что уже сложившиеся прекрасные отношения с Кузьминским, еще до назначения его директором, и сохранившиеся впоследствии, были гарантией нашей дружной и слаженной работы, что в дальнейшем и подтвердилось. Сказал, что трудностей я не боялся и раньше, думаю, что сумею справиться и теперь. Ему ответ понравился, он пожал мне руку, поздравил с избранием и, проводив до приемной технического секретаря, дал указание записать мои телефоны и связывать меня с ним в любое время. Пожелал успехов в работе, сказал, что я всегда могу рассчитывать на его помощь и поддержку работников его отдела. После этого я зашел в кабинет Детинова, где меня уже ждали Беляков и Шимко. Им я кратко доложил, как прошло собеседование и чем оно закончилось. Зная строгость, высокую требовательность Сербина они облегченно вздохнули и обратили внимание на то, что впервые так успешно закончилось собеседование и мне даже была предложена личная помощь. Уверен, что Иван Дмитриевич и работники его отдела уже имели обо мне полную информацию и заранее дали согласие на утверждение меня в должности секретаря крупнейшей партийной организации важного оборонного предприятия. Они уже были убеждены в моей компетенции и способности организовать работу.

Так прошло мое назначение на должность секретаря парткома.

– А почему именно к Вам так отнесся влиятельный партийный чиновник Сербии?

В первую очередь из-за значимости проводимых работ в институте, я так думаю. В НИИДАРе научная деятельность проводились по трем важнейшим для страны направлениям — СПРН, СККП и ПРО. Было уже принято на вооружение несколько РЛС, созданных коллективом института. Проводились работы по созданию систем на принципах загоризонтной радиолокации, которые в случае положительного завершения, обеспечили бы значительный выигрыш во времени обнаружения стартов ракет вероятного противника — практически в момент запуска. Это обеспечивало возможность своевременного нанесения ответного удара. Пропадал эффект внезапного нападения, а неотвратимость возмездия минимизировала саму возможность ракетно-ядерной войны.

В то же время, в НИИДАРе периодически возникали конфликты в коллективе, а также между партийным и административным руководством. Оборонному отделу ЦК, приходилось вмешиваться. По этим причинам ко мне, я думаю, и было такое внимание.

– Ведь для компетентного решения разногласий, споров по научно-техническим проблемам необходима соответствующая подготовка, опыт. Были ли они у Вас? Ведь те же «Известия» в январе 1992 года сообщали, что парторг НИИДАРа не сведущ в вопросах ЗГРЛ.

Ну, начну с того, что автор статьи в газете меня в глаза не видел, но обвинил в некомпетентности. Для меня, как одного из руководителей НИИ ДАР, а потом МАК «Вымпел», досадно, что так написала уважаемая газета.

По положению, секретарь парткома входил в состав НТС предприятия (только он, а не комсомольский секретарь и профорг, как изложено в газетной публикации). Это было вызвано в первую очередь необходимостью иметь полное представление о сущности работ, научных проблемах и путях их решения. В свою очередь, в состав парткома входили те же учёные и специалисты НИИДАР, которые избирались на партийной конференции. Они профессионально рассматривали любые вопросы, в том числе касавшиеся научной и производственной сферы. А секретарь парткома, если сам не был ученым, опирался на мнение конкретных специалистов. Иначе и быть не могло. В противном случае неквалифицированный в вопросах радиолокации парторг просто не смог бы нормально работать в таком сложном научно-производственном коллективе, как НИИДАР.

А вот в вопросах партийной дисциплины, кадровой политики, контроля выполнения работ, мобилизации коллективов на решение поставленных задач секретарь парткома должен был быть на боевом коне. Так я и старался поступать, работая освобожденным секретарем парткома НИИДАР. Это отступление я сделал сознательно, уж больно искажается теперь роль КПСС в науке и производстве. В партии на руководящих постах было много достойных людей. Но впрочем, если откровенно, и на партийной работе встречались всякие товарищи.

Вопросы загоризонтной радиолокации и связанные с ней проблемы обсуждались в НИИДАРе постоянно. Проходили заседания НТС, разного рода совещания с привлечением широкой научной общественности. Все сходились на перспективности проведения этих работ. Споры сводились к одному, возможно ли в настоящее время создание боевого средства. Достаточно ли получено научного и практического материала для этого. И было принято решение о создании опытного образца ЗГРЛС 5Н77. Мне повезло, я очень часто присутствовал при этих обсуждениях и сразу стал приверженцем этого нового направления в радиолокации. Только после назначения Кузьминского главным конструктором эти работы приобрели конкретную зримую направленность. Великолепный организатор, талантливый ученый, человек, обладавший необыкновенным трудолюбием и высокой внутренней культурой, Александр Александрович быстро сумел создать коллектив единомышленников, преданных, как и он, работам по созданию ЗГРЛС. На созданном под его руководством опытном образце были получены первые обнадеживающие результаты. В тот период появилась информация о попытках создания подобных станций и в США.

После многократного рассмотрения и обсуждения на НТС предприятия, в ВПК, Минрадиопроме и Минобороны было принято решение о создании боевого образца, одновременно продолжая работу и на опытном. Главному конструктору Кузьминскому было поручено разработать эскизный проект боевой станции 5Н32 и провести его защиту. Используя все свои способности ученого-организатора, проявляя заботу о подчиненных, Александр Александрович в кратчайшие сроки завершил совместно с коллективом и успешно защитил этот эскизный проект. Мне, как заместителю Теребкова (по причине его болезни), приходилось принимать участие во всех совещаниях, проводимых главным конструктором. Вот тогда Александр Александрович предложил мне стать его заместителем по конструированию и возглавить работу по написанию целой книги (впервые, всегда были только разделы) эскизного проекта по конструктивным особенностям изделия 5Н32. Книга нашим коллективом была написана и принята, а от должности заместителя главного конструктора я тогда отказался и предложил на это место начальника конструкторского НИО. Я считал, что используя свои административные возможности, этот человек принесет гораздо больше пользы, а я и так всегда готов работать. При написании эскизного проекта главным конструктором была создана деловая, творческая обстановка. Ввиду того, что в процессе обсуждения тех или иных материалов далеко не всегда присутствовало полное единодушие, были созданы условия, когда каждый мог высказаться, обосновать свою точку зрения и только тогда принималось решение. Работы ежедневно заканчивались глубоко за полночь. Главный конструктор периодически устраивал небольшие перерывы, во время которых всегда появлялся чай, кофе и бутерброды. Пустячок, но приятно! Требуя от починенных полной отдачи сил в работе, он и сам был примером большого трудолюбия, порой на грани самопожертвования. Особенно это проявилось после инфаркта, случившегося у него прямо на объекте из-за огромных перегрузок и работы практически без отдыха, порой круглосуточной, в полном смысле слова на износ. После реанимации Александр Александрович был отправлен самолетом (был организован спецрейс) в Москву в ЦКБ Минздрава РСФСР. Как только его состояние здоровья стабилизировалось, а до полного выздоровления было еще далеко, он стал упрашивать врачей со свойственной ему настойчивостью отпустить его на работу. И тогда под наблюдением специально выделенного врача и обещание создания щадящего режима работы его отпустили. На работе, в кабинете, а не в санатории проходила, как положено в таких случаях, его реабилитация. Вот тогда в кабинете директора (к тому времени он уже был директором НИИДАР) было установлено, специально приобретенное авиационное кресло, которое при необходимости быстро превращалось из рабочего, в кресло для отдыха.

На что я еще хотел бы обратить внимание. Кузьминский, став директором, используя свои организаторские и буквально дипломатические способности быстро нормализовал обстановку в коллективе института и организовал слаженную работу по направлениям всех трех главных конструкторов. Он всегда с уважением относился к работе парткома, правильно понимал роль и возможности партийной организации и умело использовал это в работе. Конечно мне, как секретарю парткома, доставляла огромное удовольствие дружная и слаженная работа с руководством предприятия. Все это не могло не сказаться на результатах. Так Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26.09.1979 года коллектив предприятия за заслуги в создании средств специальной техники был награжден орденом «Трудового Красного Знамени», многие работники получили правительственные награды.

Но не все проходило так гладко. В начале 80-х годов в работах по ЗГРЛС и РАС «Волга» обозначились серьёзные трудности. Начали срываться сроки. И в этот сложный период я был поставлен в известность, что на место директора к нам вновь назначается, освобожденный от должности заместителя министра радиопромышленности Владимир Иванович Марков. И что самое интересное, Кузьминский добровольно согласился уступить должность директора. Он, вероятно, рассчитывал на помощь Маркова и возможность больше уделять времени работам по 5Н32. Как же он ошибался. Если бы он в то время посоветовался со мной, другими товарищами мы, зная характер и натуру Владимира Ивановича, попытались бы Кузьминского отговорить от такого шага. Еще работая заместителем министра, Марков весьма беспардонно вмешивался в работу директора НИИДАР. Особенно это проявлялось, когда Кузьминский находился в командировках. Владимир Иванович занимал кабинет директора и через своего помощника, которого он привозил из министерства, вызывал руководителей как научных, так и других подразделений, давал им указания и принимал порой административные решения, не согласовывая их с действующим директором и главным конструктором.

Так что Марков не только был в курсе всех дел, но и сам часто принимал решения, особенно в области работ по ЗГРЛС. Однако сама форма этого участия, особенно в отсутствии Кузьминского, не укрепляла авторитет директора, а создавала эффект двоевластия, что недопустимо в таких сложных коллективах как НИИДАР. Кузьминский, после назначения Маркова директором, оказался в еще худшем положении, чем остальные главные конструктора института. Дав ему почетную должность заместителя директора по науке, Марков вывел из его подчинения тематические подразделения, включая Николаевский филиал, лишив тем самым Кузьминского всех административных рычагов управления коллективом.

Как раз в тот период в нашем коллективе резко обострились отношения с одним из главных конструкторов Александром Николаевичем Мусатовым. В газете «Известия» он показан как активный борец против боевых ЗГРЛС, считая их строительство бессмысленной аферой. Дескать, бюро НТС, куда вошли парторг, профорг, комсорг и другие угодные начальству люди, специально разбиралось с Мусатовым. Все высказались против критических замечаний этого талантливого ученого и его предостережений относительно боеспособности ЗГРЛС. А потом из-за конфликта с директором НИИ Марковым, связанным, якобы, опять же с ЗГРЛС, с Мусатовым вообще расправились.

Позволю себе заметить, что это не совсем так, вернее, совсем не так. Действительно, Мусатов критиковал работы, проводимые в институте, кроме, конечно, своей. Начал требовать переброски всех ресурсов на его направление, требовал повышенной зарплаты для работающих по его тематике. Однако он не получил здесь поддержки у нового директора Маркова. Поле этого Мусатов просто перестал выполнять его приказы и указания, игнорировал решения партийного комитета, вовлек ряд подчиненных подразделений и сотрудников в открытое противостояние с руководством института. Возникла угроза дестабилизации обстановки на предприятии. Неоднократные беседы с Мусатовым, рассмотрения состояния дел на партийном комитете не изменили положение. В то же время, само состояние дел по тематике Мусатова было далеко не в лучшем состоянии. Срывались сроки разработки, заявленные ранее главным конструктором характеристики станции не удавалось реализовать, резко возрастала стоимость РАС.

В интересах сохранения целостности института, улучшения морально-психологического климата, обеспечения управляемости в этих сложных условиях, после многократных обсуждений было принято решение рассмотреть персональное дело коммуниста Мусатова. Это было поддержано районным и городским комитатами партии. В процессе рассмотрения, а также ещё до его начала, Александру Николаевичу неоднократно предлагалось прекратить свою разрушительную деятельность, а весь коллектив подчинённых ему подразделений мобилизовать на работу по созданию РЛС «Волга». Он отказался. Решение об исключении Мусатова из партии было принято не только одним партийным комитетом НИИДАР. Оно утверждалось во всех вышестоящих партийных структурах. Не возражали против этого и в Минобороны.

Кроме того, было ещё одно обстоятельство, компрометировавшее Александра Николаевича. Используя его, при желании, в те времена можно было поставить жирный крест на карьере любого человека, в первую очередь коммуниста. Надо отдать должное, Марков им очень тонко воспользовался в своих интересах.

После этого Мусатова уволили из армии, освободили от должности главного конструктора направления и уволили из НИИДАРа.

Честно говоря, для меня долгое время оставалось загадкой поведение Мусатова. На его место был назначен новый главный конструктор. Специалистов, которые ранее работали с Мусатовым по созданию РЛС «Волга», никто не разгонял, как пишет газета. Коллектив в конечном итоге довел до ума этот мощный надгоризонтный радар. Вероятнее всего, конфликт с Мусатовым произошел из-за того, что он сам в какой-то мере осознал, что не в состоянии обеспечить выполнение работ в установленные сроки и с обещанными им же характеристиками. Вот и стал сутяжить. Но жизнь продолжалась, и нужно было дальше работать.

У меня сложились очень хорошие служебные отношения с руководством Минрадиопрома, что во многом облегчало работу. В конце 1982 года заместитель министра радиопромышленности Олег Андреевич Лосев и генеральный директор ЦНПО «Вымпел» Юрий Николаевич Аксенов предложили мне перейти на вышестоящую должность. Я дал согласие. Приказом министра радиопромышленности я был назначен заместителем генерального директора ЦНПО «Вымпел» и покинул НИИДАР.

Уже позже, мне стало известно, что Ф.А. Кузьминский обратился в новый партийный комитет и к новому секретарю парткома с просьбой разобраться и оказать помощь в сложившейся ситуации по ЗГРЛС и во взаимоотношениях с директором НИИДАР Марковым. Но партком был уже другим, а секретарь парткома попал под полное влияние не терпящего инакомыслия Маркова. Вместо детального рассмотрения положения дел, была проявлена однобокость и руками парткома Кузьминский, вместо помощи, получил строгий выговор и вынужден был уйти с предприятия в 1983 году. Но почему-то по этому решению пресса молчала.

А что примечательного Кузьминский сделал для своих сотрудников в Николаевском филиале НИИДАР?

Прежде всего, по его инициативе и под его руководством был создан этот филиал. Александр Александрович добился выделения средств на строительство добротного здания института на окраине Николаева, жилых домов и великолепной гостиницы вместо старых армейских казарм. В кратчайшие сроки, под руководством Кузьминского, все это было построено и введено в эксплуатацию. Это происходило на моих глазах и с моим личным участием. Кузьминский умело использовал возможности партийной организации. Он всегда привлекал меня к участию во всех работах и совещаниях, а я как мог всегда оказывал ему поддержку и помощь.

Почему Вы, уже состоявшийся инженер, конструктор согласились стать партийным чиновником?

В молодости, когда я еще начинал работать инженером, ко мне обратился один старейший работник НИИ-10, очень уважаемый мной человек, участник войны, честный и принципиальный человек А.А. Анашкин. Он предложил дать мне рекомендацию в партию. Я стал отказываться, ссылаясь на то, что в партию идут одни карьеристы, а я этого не хочу. Тогда он объяснил просто, вот ты, честный и порядочный человек, неплохой инженер, таким образом, уступаешь место в партии проходимцам. А вот ты и тебе подобные придите в партию и восстановите ее доброе имя. На меня это подействовало, и я согласился. Этот случай помню всю жизнь. Но для этого нужно занимать всегда активную позицию. И вот, когда мне было сделано предложение, стать секретарем парткома, я конечно не отказался. Тем более что переходил не в аппарат партии, а на временно избираемую должность, не отрываясь ни от коллектива, где я работал, ни от самой работы.

Я знал и видел возможности влияния секретаря парткома на состояние дел в институте. Предоставлялась возможность, выходить для решения серьёзных вопросов на более высокие уровни, а также оказывать более существенное влияние на процессы, происходящие на предприятии. Мне эта работа нравилась, я ее понимал, у меня еще раньше сложились хорошие отношения с Александром Александровичем Кузьминским. Мне нравился его стиль руководства, уважительное и внимательное отношение к подчиненным, его трудолюбие, честность и порядочность. Я хорошо знал не один год весь состав партийного комитета, все они были моими товарищами по работе, высококвалифицированными специалистами. На их помощь и поддержку я очень рассчитывал, и как оказалось, не ошибся. А также я понимал, что у меня всегда оставалась возможность вернуться на прежнее место. Я никогда не был карьеристом. Если мне предлагали работу, которую я знал и понимал, то всегда соглашался. Мне дважды впоследствии предлагали стать директором НИИ, но я отказался, так как считал себя недостаточно подготовленным для этой должности.

В целом я очень доволен своей трудовой биографией. Знал очень много умных и хороших людей, со многими из которых посчастливилось вместе работать. У меня всегда была живая и интересная работа.