Планк, Эйнштейн и евреи в нацистской Германии

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Антисемитизм был широко распространен в Европе с начала XX века. Сам Эйнштейн, когда жил в Берне, в Швейцарии, был объектом расистских замечаний. Во внутренней записке Цюрихского университета, помимо перечисления его заслуг для должности профессора, мы читаем:

«Герр доктор Эйнштейн еврей, и именно евреям приписывается (во многих случаях небезосновательно) много неприятных особенностей характера: вмешательство в чужие дела, наглость, образ мыслей хозяина лавки при исполнении академической функции. Нужно сказать, что в том числе среди евреев есть люди, совсем не афиширующие свои неприятные особенности».

К счастью, в записке уточняется, что для университета недостойно ставить политику антисемитизма во главу угла, а заслуги Эйнштейна признаются более чем достаточными для заключения с ним договора, так что 15 октября 1909 года Эйнштейн стал профессором Цюрихского университета.

В нацистской Германии антисемитизм граничил с коллективным помешательством. В последнее десятилетие, еще до прихода нацистов к власти в 1933 году, давление на немецких евреев значительно усилилось. Среди физиков знаменосцами антисемитизма были Йоханнес Штарк и Филипп Ленард. Оба ученых были прекрасными физиками-экспериментаторами и получили нобелевские премии (Ленард — в 1905 году, а Штарк — в 1919). В 1920-х годах они стали еще более радикальными, в том числе и преследуя свои цели во внутренней борьбе в лоне немецкой науки. Планк, занимавший должность постоянного секретаря Прусской академии наук и председателя Общества кайзера Вильгельма, как бывший ректор Берлинского университета, член множества комитетов и научных обществ был одним из основных деятелей немецкой науки 1920-30-х годов и не мог не участвовать в этой борьбе.

Это гнездо крыс, разлагающее науку.

Немецкие интеллектуалы-нацисты о тех, кто поддерживал и преподавал идеи Эйнштейна

Вмешательство Планка было связано с защитой фундаментальной науки как гаранта прогресса, особенно страстно он защищал теоретическую физику и поддерживал важнейших физиков-теоретиков той эпохи: Гейзенберга, Лауэ, Шрёдингера и, конечно, Эйнштейна. Штарк и Ленард в течение двух десятилетий плели интриги, чтобы снизить влияние Планка и его «теоретиков». В частности, атаки на Эйнштейна хотя и были вызваны его еврейским происхождением, также преследовали и другие политические цели — ослабить позиции Планка и его окружения. В начале 1920-х годов отдельные группы немецких интеллектуалов, поддерживаемые Штарком и Ленардом, стали называть теорию относительности «еврейской наукой», а Эйнштейна подвергать остракизму.

Планк общался с величайшими учеными своей эпохи, среди них был и Альберт Эйнштейн. На фотографии Планк с Эйнштейном 28 июля 1929 года в день первого награждения медалями Макса Планка, которых оба были удостоены.

Нильс Бор с Планком в Копенгагене в 1930 году.

В 1922 году Планк как председатель Немецкого общества естествоиспытателей и врачей пригласил Эйнштейна прочесть лекцию о теории относительности на ежегодном собрании общества. Таким образом он хотел поддержать ученого и его теории, однако лекция не состоялась: 24 июня был убит Вальтер Ратенау, министр иностранных дел республики и близкий друг Эйнштейна. Ратенау имел еврейское происхождение, а преступление совершила группа военных ультранационалистов (Гитлер после прихода к власти приказал установить им памятник). Планк попросил выступить Макса фон Лауэ, и лекция не обошлась без нацистской пропаганды. Как вспоминал Гейзенберг, на входе в зал группа активистов раздавала листовки, подписанные Ленардом, в которых говорилось, что теория относительности является домыслом еврейской прессы и чужда немецкому духу.

Когда нацисты пришли к власти, борьба приняла еще более ожесточенный характер. Во время прихода к власти Гитлера Эйнштейн находился в США и решил не возвращаться в Германию. Но атаки нацистов на него не прекращались: нацистский министр культуры и образования направил в Академию наук запрос об исключении из нее Эйнштейна, хотя тот и был, без сомнений, самым выдающимся ее членом. Так началось трудное существование Планка с нацистским режимом. Ученый всегда был консерватором, немцем до мозга костей, а в молодости даже проповедовал националистические и монархические идеи. В силу этого от него невозможно было ожидать открытого сопротивления режиму. При этом Планк осознавал, что нацисты обходились с евреями несправедливо, понимал опасность, которую представляет для науки расистская политика дискриминации. Не только Эйнштейн, но и Лиза Мейтнер, и Макс Борн имели еврейское происхождение. При этом Планк понимал, что если он утратит руководящее положение в немецкой физике в пользу Штарка и Ленарда, то их расизм будет иметь непоправимые последствия.

Так Планк встал на позиции умеренного сопротивления режиму. Вместо громких манифестов (в памяти ученого еще было свежо воспоминание о Манифесте 93-х) он действовал за сценой и лишь время от времени, пытаясь минимизировать ущерб, наносимый политикой нацистов. В 30-е годы немцы, не пострадавшие от нацистского режима, относились к Гитлеру двояко — поддержка, одобрение и понимание были смешаны с осуждением, недовольством и необходимостью подчиняться.

Планк, будучи в оппозиции, разделял эти чувства с большей частью нации, и хотя он добился нескольких побед, несомненно, сделать он мог бы гораздо больше.

Объявленная война на уничтожение против моих беззащитных еврейских братьев вынуждает меня бросить на чашу весов все влияние, которое есть у меня в мире.

Эйнштейн в письме Планку о своем выходе из Прусской академии наук

В случае с Эйнштейном Планк избрал умеренную линию и попросил его отказаться от места в академии. Таким образом он хотел избежать процесса исключения, который мог привести к негативным последствиям для других ученых. Министр пришел в ярость, узнав, что Эйнштейн подал в отставку и лишил сторонников режима мощной пропагандистской кампании, которая имела бы место при публичном процессе исключения.

В каком-то смысле такая реакция подтверждала правоту Планка, но для Эйнштейна и других евреев это выглядело так, будто именитый ученый не предпринял усилий для их защиты.

Эйнштейн знал, что Планк не имел ничего против него лично, но нацистский режим разделил его жизнь на две части. Эйнштейн принадлежал к ассимилировавшейся еврейской семье, далекой от традиций иудаизма, но преследования нацистов заставили ученых вспомнить о своей национальности.

Другой громкий эпизод борьбы между Планком и нацистами состоялся после смерти Фрица Габера. В 1933 году нацисты издали закон, по которому были уволены все государственные служащие неарийского происхождения.

Закон не распространялся на неарийцев, участвовавших в Первой мировой войне, или тех, чьи родственники по прямой линии пали в боях. Габер был евреем, но попадал под исключение, так как сыграл в Великой войне выдающуюся роль. Однако ученый отказался от своей привилегии, заявив, что всегда выбирал сотрудников по способностям, не делая различий по расовой принадлежности или происхождению, и в его возрасте уже не может измениться. Габер уехал из Германии, и вся махина немецкой пропаганды обрушилась на него.

Габер скоро умер в Швейцарии, и Планк по ходатайству фон Лауэ решил организовать заседание в его память в Обществе кайзера Вильгельма. Хотя нацистский министр запретил государственным служащим приходить на церемонию, зал был полон иностранцев, жен негосударственных служащих общества. Заседание, без сомнения, было достойным и смелым актом в память о великом химике.

Открытая война между Планком и фон Лауэ, с одной стороны, и Штарком и Ленардом, с другой, длилась до конца 1930-х годов, когда нацистское руководство приняло решение об отставке Штарка с одного из постов из-за его некомпетентности. Но атаки на Планка, фон Лауэ и их окружение продолжались до конца войны.

В годы господства нацистов теория относительности была практически под запретом, но Планк и фон Лауэ несколько раз делали доклады о ней, не упоминая авторства. В 1942 году, например, Планк в письме посоветовал фон Лауэ не упоминать Эйнштейна в книге по теории относительности. Этот поступок стоил ему за границей многих упреков.

Но наряду с такой, несомненно, трусливой линией поведения порой Планк проявлял необыкновенную смелость, как, например, в случае с Габером или когда во время войны на выступлении в клубе нацистских офицеров он назвал Эйнштейна лидером мировой мысли. Кстати, после этого эпизода Планку было запрещено выступать с лекциями.

В результате такого компромиссного поведения Планк подорвал свой авторитет в обоих лагерях. Нацисты в течение многих лет распространяли слухи о том, что у ученого были еврейские предки, и даже рассчитали, будто в нем течет одна шестнадцатая еврейской крови. Сам Геббельс заявлял, что Планк слишком вяло поддерживает режим. С другой стороны, известно и мнение Лотте Варбург, дочери еврейского физика Эмиля Варбурга и сестры нобелевского лауреата в области физиологии Отто Варбурга. Услышав речь Планка, в которой он выражал слова обязательной благодарности Гитлеру за поддержку немецкой науке, Лотте Варбург написала в своем дневнике:

«Чудовищная ложь! [...] Несмотря на все, любой, кто произнесет имя Планка, скажет: он честный человек. До конца своей жизни он пронесет с собой маску честного, бескорыстного, настоящего ученого, верного своим убеждениям, никто не будет знать правду о колоссальной трусости и слабости характера, которыми наполнены последние годы. Никто».

Парадоксально, но сам Варбург был одним из немногочисленных примеров, когда стратегия латания дыр Планка дала свои результаты. По отцу еврей, Варбург сохранил свой пост директора Института биохимии кайзера Вильгельма до конца войны, воспользовавшись исключением из закона 1933 года.

Может быть, читатель хочет дать Планку собственную оценку. Был ли он трусом? Был ли он на самом деле честным человеком? Сейчас нам легко требовать от людей делать то, чего они не сделали, так как мы знаем, каким был режим и каким был его конец, у нас есть ясная и достоверная информация о совершенных зверствах. Но нам трудно представить, что значит в течение 13 лет жить при таком неумолимом режиме, чувствуя давление преследований и обвинений, часто проходя по лезвию ножа. После окончания войны на лекции в Гёттингене 17 июня 1946 года Планк сказал:

«Так, моральные стандарты искренности часто предстают ослабленными и облегченными, что заслуживает упрека. [...]

Ни при каких обстоятельствах не могут на этой почве [искренности] возникнуть малейшие моральные компромиссы, малейшие оправдания для отклонений от истины. Тот, кто нарушает данное условие, в том числе с целью получить сиюминутное материальное преимущество, и сознательно, со знанием всех причин закрывает глаза на верную оценку ситуации, похож на того, кто проматывает свое состояние и неизбежно раньше или позже столкнется с серьезными последствиями своего необдуманного поведения».

Человек, который так говорит о моральном долге искренности, или действительно уверен в своей моральности, или циничен. Сложно представить, что Планк был циником.