Глава 8. Даосизм
Из двух основных направлений китайской философии, конфуцианства и даосизма, именно последнее характеризуется более религиозно-мистической ориентацией, а следовательно, интереснее для сравнения с современной физикой. Подобно индуизму и буддизму, даосизм оперирует скорее интуитивной мудростью, чем рациональным знанием. Признавая ограниченность и относительность разума, даосизм дает способ освобождения от существующего мира и в этом контексте может быть сопоставлен с йогой или Ведантой в индуизме, а также Восьмеричным Путем в буддизме. В китайской культуре даосское освобождение значит освобождение от строгих правил и общественных регламентаций. Недоверие к привычным знаниям и логическим рассуждениям в даосизме проявляется сильнее, чем в какой бы то ни было школе восточной философии. Оно основано на твердой убежденности в том, что человеческий разум не может постичь Дао. Вот что говорил об этом Чжуан-цзы.
Забудьте о мудрости, отбросьте знания, и Поднебесная обретет мир[87].
В книге Чжуан-цзы не раз проявляется презрение даосов к рассуждениям и доказательствам.
Не за звонкий лай собаку считают хорошей, не за красивые речи человека считают добродетельным, а тем более — великим[88].
И еще один пример.
Те, кто спорит, не видят [пути][89].
Даосы рассматривали логическое мышление как часть искусственно созданного мира человека, наряду с общественным установками и нормами морали. Они не интересовались этим миром, сосредоточившись на созерцании природы, имевшем целью обнаружить «свойства Дао». И так они выработали подход, глубоко научный по сути; и лишь сильное недоверие к аналитическому методу не позволяло им создавать подлинные научные теории. И всё же тщательное изучение природы вместе с сильной мистической интуицией привело даосских мудрецов к глубоким откровениям, справедливость которых подтверждают современные научные теории.
Одно из самых важных откровений даосов заключалось в осознании того, что изменчивость внутренне присуща природе. Отрывок из «Чжуан-цзы» отчетливо демонстрирует, что грандиозное значение перемен становится очевидным в результате созерцания природы.
У пути нет ни конца, ни начала, у вещей есть смерть и рождение, их совершенство ненадежно; то пустые, то полные, не [навечно] обретают свою форму. Годы нельзя повторить, время нельзя остановить. Увядание и рост, полнота и пустота, конец и начало — вот почему называем великой справедливостью, судим о [естественном] законе тьмы вещей[90].
Даосы рассматривали все природные изменения как проявления динамического чередования двух противоположностей — инь и ян. Так они пришли к осознанию того, что любая пара противоположностей представляет собой единство, в котором полюса динамически связаны друг с другом. Западному человеку сложно принять мысль о внутреннем единстве противоположностей[91]. Нам кажется парадоксальным то, что ощущения и свойства, которые мы всегда считали противоположными, должны оказаться двумя сторонами одного явления. Но на Востоке всегда были уверены в том, что для достижения просветления нужно быть «выше земных противоречий»[92], а в Китае представление о единстве противоположностей лежит в самой основе даосской философии.
[Для всей] тьмы вещей это общее: и то, чем любуются, как божественным чудом, и то, что ненавидят как разложение. Разложившееся снова превращается в божественное чудо, а божественное чудо снова разлагается. Поэтому и говорится: «Единый эфир пронизывает [всю] вселенную», поэтому и мудрый ценит единое[93].
Представление даосов о движении как о последовательном взаимодействии противоположностей стало обоснованием для двух правил человеческого поведения. Они утверждают: если хочешь добиться чего-либо, следует начать с его противоположности. Вот что говорил об этом Лао-цзы.
Для того чтобы что-то уменьшить, безусловно, следует сначала это увеличить.
Для того чтобы ослабить, безусловно, следует сначала усилить.
Для того чтобы низвергнуть, безусловно, сначала следует это превозносить.
Для того чтобы взять, сначала, безусловно, следует дать.
Это называется утонченной мудростью[94].
И всегда, когда мы хотим сохранить что-либо, мы должны привнести в него долю его противоположности.
Будь согнутым, и ты останешься прямым. Будь незаполненным, и ты останешься полным. Будь изношенным, и ты останешься новым[95].
Такой образ жизни ведет мудрец, который достиг более глубокого видения мира, перспективы, с которой четко воспринимается относительность и полярная взаимосвязь всех противоположностей. И среди них в первую очередь находятся понятия добра и зла, соотносящиеся так же, как инь и ян. Признавая относительность этих понятий, а следовательно, и норм морали, даосский мудрец не стремится к добру. Скорее, он старается поддерживать динамическое равновесие между добром и злом. Чжуан-цзы недвусмысленно замечает по этому поводу следующее.
Высказывания: «Разве не должны мы следовать добру, преклоняясь перед ним, и не помышлять о зле?» и «Разве не должны мы поддерживать и почитать тех, кто обеспечивает хорошее управление страной, и не иметь ничего общего с теми, кто является причиной беспорядков?» — обнаруживают недостаточное знание принципов Неба и Земли и свойств вещей. Это похоже на то, как если бы мы следовали Небу, почитая его, и не обращали внимания на Землю; следовали инь, почитая его, и не принимали бы во внимание ян. Понятно, что этим путем идти нельзя[96].
Удивительно, что одновременно с формированием мировоззрения Лао-цзы и его последователей в Китае основные идеи, присущие даосизму, проповедовались и в Греции. И занимался этим человек, труды которого дошли до нас в отрывках и утверждения которого очень часто толковались неправильно. «Греческий даос» — Гераклит из Эфеса. Общим с идеями Лао-цзы было не только представление о непрерывности изменений, которое выражено в знаменитом афоризме «Всё течет», но и уверенность в цикличности всех изменений. Гераклит сравнивал мироустройство с «вечно живым пламенем, то разгорающимся, то гаснущим»[97]. Этот образ близок к китайским представлениям о Дао, воплощающимся в циклическом чередовании инь и ян.
Несложно понять, почему взгляд на изменения как на динамическое чередование противоположностей привел Гераклита, как и Лао-цзы, к выводу о том, что все противоположности полярны, а следовательно, едины. «Дорога вниз и дорога вверх одна и та же, — утверждал грек. — Бог — это день ночи, зима лета, мир войны, голод насыщения»[98]. Как и даосы, он говорил о единстве любой пары противоположностей и знал об относительности всех таких понятий: «Холодные вещи согревают себя, тепло охлаждает, влага сушит, иссушенное становится влажным»[99]. Они напоминают нам слова Лао-цзы: «трудное и легкое создают друг друга… звуки, сливаясь, приходят в гармонию, предыдущее и последующее следуют друг за другом»[100].
Удивительно, но сходство мировоззрения двух этих мыслителей VI в. до н. э. известно немногим. Имя Гераклита часто упоминают в связи с идеями современной физики и почти никогда — в связи с философией даосизма. Но сходство взглядов Гераклита и Лао-цзы говорит о том, что мировоззрение греческого философа носило мистический характер. Это позволяет, на мой взгляд, рассматривать параллели между идеями Гераклита и теориями современной физики в верном направлении.
Говоря о даосском понятии перемен, важно понимать, что любое изменение рассматривается даосами не как результат воздействия внешней силы, а как проявление внутренне присущей всем вещам склонности меняться. Движения Дао не навязаны ему извне, они происходят естественно и самопроизвольно. Спонтанность — вообще принцип действия Дао, и все человеческие поступки тоже должны быть спонтанными. Для даосов поступать в согласии с природой означает действовать в соответствии со своей истинной сущностью. Это значит доверять своему интуитивному мышлению, которое внутренне присуще человеку так же, как законы перемен внутренне присущ всем окружающим нас вещам.
Все действия даосского мудреца направляются его интуицией, не нарушая гармонии с окружающей средой. Ему не приходится применять принуждение по отношению к себе и окружающему, ему достаточно соотносить свои поступки с движением Дао. Вот что говорил Хуэй Нань-цзы.
Те, кто следует естественному порядку вещей, текут в общем потоке Дао[101].
Такое поведение даосы называют у-вэй, что буквально переводится как «недеяние», а в переводе Джозефа Нидэма звучит как «воздержание от деяний, противоречащих природе». Такое толкование подкрепляется ссылкой на Чжуан-цзы.
«Недеяние» не означает бездействия и молчания. Пусть всякому будет предоставлена возможность делать то, что он делает, естественно, чтобы его природа была удовлетворена[102].
Если отказаться от поступков, противоречащих природе, или, как говорит Нидэм, «не идти против строения вещей», можно обрести согласие с Дао и достичь успеха во всех начинаниях. В этом и заключается смысл, казалось бы, столь озадачивающих слов Лао-цзы: «Нет ничего такого, что бы не делало недеяние»[103].
Контраст инь и ян не только является принципом, на котором строится вся китайская культура. Он отражен в двух основных философских направлениях Китая. Конфуцианство отдает предпочтение рациональному, мужскому, активному и доминирующему. Даосизм же предпочитает интуитивное, женское, мистическое. «Лучшее знание — это незнание о своем знании, — говорит Лао-цзы. — Мудрец делает свое дело, не прибегая к действию, и учит, не прибегая к помощи слов»[104]. Даосы верили, что, если человек следует женственным, податливым свойствам человеческой природы, ему проще вести сбалансированную жизнь в гармонии с Дао. Этот идеал исчерпывающе описан в следующем отрывке из «Чжуан-цзы», повествующем о неком даосском рае.
Люди древности еще при хаосе вместе со [всеми] современниками обретали безмятежность и спокойствие. [Силы] жара и холода тогда соединялись в покое, души предков и боги не причиняли вреда, четыре времени года проявлялись умеренно, [вся] тьма вещей не страдала, ничто живое не умирало преждевременно. Хотя у людей и были знания, их нельзя было применить. Это и называлось высшим единством. В те времена не совершали деяний и постоянной была естественность[105].
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОК