Безработный шелкопряд
На Кавказе, у Чёрного моря, в жаркой-прежаркой Колхиде, росли тутовые деревья и сладкие чёрные ягоды падали на горячую землю. Деревьев было много — ведь их листьями кормят гусениц бабочки Тутового Шелкопряда, чтобы они делали шёлковые нитки. А на самом большом из деревьев сидел сам Тутовый Шелкопряд и морщился от солнца.
— Не нравишься ты мне, — сказал ему воробей, который присел отдохнуть, — толстый, неуклюжий, летать почти не можешь. Только и умеешь откладывать яйца, точно курица.
— А шёлк? — ухмыльнулся Шелкопряд и зевнул.
— Твой шёлк скоро никому не будет нужен.
— Ну да, — ещё шире заулыбался Шелкопряд, — просто ты завидуешь!
— Чему?
— Как чему? За мной ухаживают, меня кормят, для моих гусениц каждый день рвут самые свежие листья. Мой шёлк нужен всем. Девушки шьют из него платья, доктора зашивают раны, для монтёров делают изоляцию, а для лётчиков — парашюты…
Но тут воробей улетел, потому что в сад вбежали три девушки в красивых разноцветных платьях.
— Вот и мой шёлк! — гордо сказал Шелкопряд.
— Ничего подобного! — хором ответили Платья. — Мы тебя совсем не знаем!
— А из чего же вы?
— Из капрона.
— Из ка-а-прона? — протянул Шелкопряд. — Это что же, какая-нибудь новая бабочка?
— Никаких бабочек мы не видели. Нас сделали люди.
— Как это?
— Перестань приставать! — вздохнуло. Голубое Платье. — Всё равно мы не успеем рассказать. История эта длинная, а девушки сейчас уйдут!
— Очень жарко сегодня, — сказала одна из девушек, — давайте посидим под этим деревом.
И они уселись на скамейку.
— Ну, теперь ты можешь рассказывать! — обрадовался Шелкопряд.
— Ладно, слушай. Нитки моей ткани сделаны из каменноугольной смолы.
— Вот даёт! — засмеялся Шелкопряд.
— Если ты будешь говорить глупые слова, толстый невежа, я ничего не расскажу! — рассердилось Голубое Платье.
— А что здесь особенного?
— Так говорить очень некрасиво!
— Ну, хорошо, больше не буду, рассказывай!
— Так вот, в каменноугольной смоле есть особое вещество, из него сделали кашу, подогрели её в большом чане и пропустили через мелкое решето, чтобы через каждую дырочку вылезли тонкие-пре-тонкие ниточки. Из ниточек соткали материю, выкрасили её и сшили платье.
— А зачем такая канитель? Мои гусеницы уже три тысячи лет делают тонкие ниточки.
— Это с твоими гусеницами канитель. Целый месяц их надо кормить по десять раз в сутки. И сколько ещё потом возни, прежде чем получатся нитки. А нитки-то совсем не такие хорошие, как наши. Ведь капрон прочнее шёлка. Между прочим, у меня недавно родился новый братец, его назвали Энантом. Так он хвастается, будто он ещё прочнее, чем я. Но это, конечно, пустяки!
— Нет, и здесь жарко! — закричали девушки и убежали к морю купаться. Платья только и успели прошелестеть: «До свиданья!»
— Вот так история! — подумал Шелкопряд. — Если всё это правда, у меня могут быть неприятности!
Но особенно долго раздумывать он не стал. Пора было класть яйца — ведь больше он ничего не умел. Не так-то просто снести девятьсот штук яиц. И Шелкопряд вспомнил воробья. Курица! Ни одна курица за это не возьмётся! А на другой день девушки пришли опять. Но платья в этот раз были какие-то грустные.
— Что с вами? — спросил Шелкопряд, который отдыхал после возни с яйцами.
— Ах, мы очень огорчены, — ответило Голубое Платье, — сегодня рыбаки устроили соревнование капроновых сетей с энантовыми, и команда капрона проиграла.
— Как же они соревновались?
— Сперва им велели полежать на солнце, потом сунули в печку, где было сто пятьдесят градусов жары, а после этого — в воду.
— Ну и что?
— А то, что Капрон очень сильно ослабел, а Энант только немножко устал. И воды он впитал в себя в полтора раза меньше, чем Капрон. А когда в капроновую сеть попала большущая рыба, сеть не выдержала и лопнула. Энант же сразу подхватил эту рыбу, и, как она ни рвалась, ничего у неё не вышло. Теперь сети будут делать только из Энанта.
И Голубое Платье грустно опустило все свои оборочки. Загрустил и Шелкопряд. Он отлично знал, что для таких соревнований его шёлк совсем не годится. От солнца шёлк пожелтеет, в печке сгорит, в воде намокнет, а удержать большущую рыбу, конечно, не сможет.
— Сегодня я умру, — сказал Шелкопряд, — ведь мы живём только два дня. Надо поскорее рассказать всё это гусеницам!
И он отправился в сарай.
Там, на подвесных койках в три яруса, как матросы в кубрике, жили белые, толстые гусеницы. У каждой было целых две пары челюстей, потому что таким обжорам одной бы не хватило, ведь им нужно было сделать хороший запас на то время, когда они обмотаются коконом из шёлковых ниточек и улягутся спать. Они ели тутовые листья днём и вечером, ночью и утром, и ели так жадно, что листья шуршали, и Шелкопряду пришлось говорить очень громко.
— Слушайте меня, дети! — сказал он, и гусеницы подняли головы с кусками листьев во рту.
— Для нас приходят плохие времена, — продолжал Шелкопряд, — люди стали делать искусственные нити лучше и дешевле наших. Может быть, вы все станете безработными. Поэтому вам надо научиться опять, как три тысячи лет назад, летать и самим искать себе еду!
И он пошёл умирать, но нисколько этим не огорчился, потому что очень устал от кладки яиц и от переживаний. А гусеницы переглянулись и пошевелили челюстями.
— Старик выжил из ума! — засмеялись они и опять принялись за еду.
Они не поверили Шелкопряду. Но ведь сперва и Шелкопряд не верил Капрону, Капрон не верил Энанту, и Энант не поверит, когда появится новое волокно, ещё лучше и прочнее, чем он. А это обязательно случится. Так уж полагается на свете, потому что всё идет вперёд, кроме раков и лентяев.
