ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ
Еще одной причиной, побуждающей людей переселяться из района в район, является стремление к большей безопасности. Бедные районы обычно характеризуются высокой преступностью, в результате чего многие их обитатели при первой возможности стремятся перебраться в более благополучное окружение. Нормальным гражданам вовсе не нравится жить в окружении преступников (возможно, и многим преступникам тоже), но такая тенденция приводит к дальнейшему упадку и нищете района, повышая уровень преступности.
Строго говоря, связь между бедностью и преступностью не столь проста, так что все сказанное не очень точно. Иногда уровень преступности в богатых районах выше, чем в бедных, а во времена экономической депрессии, массовой безработицы и низких стандартов жизни в прошлом преступность была отнюдь не выше, чем в относительно благополучном настоящем. Невозможно с уверенностью связывать социальный упадок с преступностью и делать достоверные прогнозы на этот счет. Кроме того, не существует и устойчивого отношения общественности к решению описываемых проблем. В настоящее время правительства стран по обе стороны Атлантики придерживаются линии «жесткого противостояния» преступности (в основном за счет ужесточения наказаний и продления сроков тюремного заключения). Такая внутренняя политика пользуется поддержкой избирателей, однако нет уверенности, что она действительно эффективна и приводит к снижению числа уголовных преступлений. В противовес этому можно вспомнить гораздо более либеральные 1970-е годы, когда общественность и правящие круги относились к преступности скорее как к социальной болезни, которую следовало лечить, а не «выжигать». Впрочем, у нас нет уверенности и в том, что этот либеральный мягкий подход приводит к лучшим результатам.
Жесткое отношение к преступности было сформировано частично под воздействием так называемой экономической модели преступности, разработанной американцем Гари Беккером еще в 1960-е годы. Он предложил рассматривать «рынок преступности» аналогично рынкам других товаров, например, бананов и алюминия. На этом рынке преступники выступают в качестве торговцев, заключающих сделки (т. е. совершающих преступления) на основе обычного в бизнесе анализа эффективности затрат. Сделка может оказаться удачной (преступление удалось, а сам злодей-торговец с добычей смог скрыться) или неудачной, тогда торговцу приходится расплачиваться штрафом или тюремным заключением «по желанию Ее Королевского Величества», как говорят судьи в Англии. В модели Беккера преступники принимают решения о поступках, вполне разумно оценивая риски и возможную прибыль от своих «сделок».
Естественно, приняв такую модель, обществу следовало бы значительно повысить «стоимость» преступлений, т.е. резко ужесточить наказания. Кстати, такой подход вполне соответствовал бы духу идей Гоббса, полагавшего, что стремление человека к власти может подавить лишь большая власть, которую тот не осмеливается оспаривать.
Но многие криминологи по разным причинам считают такой «рациональный» подход чистой фантазией. Преступления, говорят они, редко совершаются после холодного и трезвого анализа преимуществ и недостатков планируемых действий. Чаще они совершаются спонтанно, в расчете на удачу, так что многие преступники даже не рассматривают возможность их поимки. Именно поэтому ужесточение наказаний не будет иметь соответствующего сдерживающего эффекта. Раскольников в романе Достоевского прекрасно знает о суровости наказания, он даже признается самому себе, что «почти все преступления легко раскрываются»8, но это не останавливает его от ужасного убийства по причинам, которые ему даже трудно сформулировать ясно и четко.
Достоевский дал нам примеры наиболее глубокого проникновения в мысли и психику преступника. Его творчество имеет для нас особую ценность, поскольку он сам отбывал наказание в Сибири среди настоящих преступников и знал, о чем писал. Судя по его романам, очень трудно, если вообще возможно, точно выделить и идентифицировать факторы, которые толкают человека на преступление или, наоборот, удерживают от его совершения. Отметим лишь один момент, которому не уделяется подобающего внимания, а именно социальное давление, эффект общины. Возьмем в качестве примера Японию, страну, не свободную, конечно, от преступности, но вместе с тем поражающую удивительной безопасностью и защищенностью от разного рода домогательств и покушений на городских улицах и в парках. Во многом это объясняется тем, что в японском обществе огромное значение придается соблюдению норм и этикету, так что преступное или асоциальное поведение сразу вызывает резкое осуждение и противодействие, куда более действенное, чем драконовские строгости закона. То же относится и к некоторым небольшим сообществам на Западе. В малочисленных общинах преступников останавливает не только всеобщее знакомство всех со всеми, включая преступников и жертв (психологи прекрасно знают, что деперсонификация жертвы значительно облегчает совершение тяжких преступлений), но и страх всеобщего осуждения.
Экономисты Майкл Кемпбелл и Пол Ормерод предложили модель преступного поведения, основанную на подходе Шеллинга, включая элементы взаимодействия между агентами противоположной активности, в которой «стоимость» преступления определяется тем, насколько оно отклоняется от социальных норм окружающего сообщества. На самом деле эта модель довольно проста и сводится к простым и понятным правилам согласования своего поведения с окружением. Если вы выросли в «плохом» квартале, где вас с детства окружали хулиганы и воры, то вы скорее всего не вызовете большого осуждения, если примкнете к ним хотя бы для того, чтобы не попасть в разряд изгоев и неудачников. Если же вы принадлежите к столпам общества, то вы будете печься о своей репутации и ни при каких обстоятельствах не пойдете на нарушение закона.
В любом случае наш выбор поведения основан на некоторой оценке рисков и возможностей. С одной стороны, криминальные личности много выигрывают, живя в окружении законопослушных граждан, где они могут пользоваться награбленным без риска потерять его за счет действий соседей, с другой — такое же поведение является «соблазном» для всего их окружения, провоцируя дальнейшие преступления. Некоторые сценарии такого типа рассмотрены в гл. 17, посвященной применению теории игр в социологии, однако теория Кемпбелла и Ормерода основана на том, что социальное давление заставляет потенциальных преступников предпочитать жизнь среди законопослушных сограждан.
Очевидно, что такое обобщенное социальное давление нельзя априори считать главным фактором, влияющим на распространение преступности, вследствие чего Кемпбелл и Ормерод начали с простой оценки воздействия социальных условий и системы наказаний на формирование криминогенной обстановки. В простейшем варианте предлагаемая ими модель общества состоит из трех групп населения. К первой группе относятся люди, не склонные к совершению преступлений, обладающие, образно говоря, «иммунитетом» к асоциальному поведению, примером чего могут служить многие женщины и пенсионеры. Вторую группу составляют активные криминальные элементы, а третью — так называемые агенты с «неопределенной» позицией, способные при определенных обстоятельствах примкнуть к преступникам или сохранить верность закону и порядку. Все агенты могут переходить из одной категории в другую под воздействием социального, «сословного» давления, которое непосредственно зависит от численности групп, т. е. чем больше группа, тем она привлекательнее для других[122].
Затем Кемпбелл и Ормерод ввели в свою модель предположение о прямой пропорциональности между социальным бесправием или нищетой и склонностью к активной преступной деятельности, т. е. стали считать нужду и лишения «движущей силой» преступности, включающей в себя множество социальных факторов, таких как низкая заработная плата и безработица. Разумеется, склонный к академическому описанию специалист легко переведет эти показатели в стандартные индексы экономического развития.

Уровень социальных или экономических лишений

Рис. 13.5. Некоторые неожиданные или непредсказуемые изменения в зависимости уровня криминализации общества от социальных факторов. Модель Кемпбелла и Ормерода демонстрирует резкие переходы между состояниями с высокой и низкой степенью криминализации в некоторых точках при воздействии очень незначительных изменений социальных условий. На рисунке (а) представлена зависимость степени криминализации от социальных условий, а на рисунке (б) — от жесткости используемого в обществе законодательства. В каждой модели на концах кривых развития можно видеть резкие изменения между двумя разными состояниями, напоминающие фазовые переходы в физике.
На первый взгляд кажется очевидным, что в рамках предложенной схемы рост нищеты должен приводить к пропорциональному росту доли активных преступников в описанной трехуровневой структуре общества. В действительности ситуация выглядит значительно сложнее из-за взаимодействия агентов и заданного в модели социального давления, которое можно охарактеризовать как стремление групп к некоторому внутреннему согласию. В очень широком диапазоне социальных лишений модель предсказывает два возможных уровня криминализации всего общества: высокий и низкий, как показано на рис. 13.5, а. Другими словами, в очень широких пределах общество не имеет единого устойчивого состояния, а его реальное состояние определяется предыдущей историей.
Если исходное состояние общества характеризуется низким уровнем криминальности и достаточной социальной защищенностью (нижняя кривая на левом рисунке), то ухудшение социальных условий должно приводить сначала лишь к небольшому росту доли уголовных элементов, но затем после достижения некоторого значения должна произойти резкая криминализация общества, причем она может быть обусловлена какими-то очень небольшими по масштабу событиями и изменениями в обстановке. И наоборот, если исходное состояние характеризуется довольно высоким уровнем криминальности (верхняя ветвь на левом рисунке), то даже существенное улучшение социальных условий (движение влево по оси абсцисс) лишь незначительно уменьшает долю криминальных элементов. Затем следует резкий спад к нижней ветви, социальные меры, которые раньше казались неэффективными, неожиданно приводят к значительному улучшению обстановки.
Ормерод подчеркивал, что, несмотря на упрощенность модели, получаемые с ее помощью результаты могут иметь важное значение, поскольку обнаруживают неочевидный факт: борьба с преступностью может и должна иметь две разные конкретные формы в зависимости от предыстории рассматриваемой социальной структуры. Либеральные политики настаивают на том, что с преступностью необходимо бороться увеличением уровня жизни. Но если общество находится на высококриминальной ветви, да еще в «бедной» ее части, меры по борьбе с бедностью сами по себе не принесут большого эффекта, к вящей славе консерваторов, которые с самого начала говорили об этом. Но если общество находится вблизи области резкого спада высококриминальной ветви, даже небольшие улучшения могут привести к большим социальным последствиям, переводя систему на нижнюю ветвь с резким сокращением преступности.
Интересно, что примерно такая же картина возникает при изучении зависимости степени криминализации общества от строгости законодательства при фиксированных социальных условиях. В этой модели жесткость наказания меняется пропорционально числу преступников в обществе, и парадоксальным образом мы вновь получаем две ветви развития. Как и в предыдущем случае, на концах кривых возникают возможности резкого изменения поведения системы в целом при очень незначительном изменении регулируемого параметра (рис. 13.5,6). Для такой системы тоже невозможно принять однозначное решение об ужесточении или смягчении уголовного законодательства, так как эффективность такой политики зависит от предыстории социальной структуры.
Кроме того, из результатов Ормерода можно выудить еще кое-что интересное. Когда-то в молодости я почти три года занимался построением кривых типа показанных на рис. 13.5. Эти графики не имели никакого отношения к анализу преступности, а представляли собой стандартные термодинамические диаграммы, описывающие процессы превращения жидкости в газ и обратно. Изменяя давление во флюиде, исследователи постоянно сталкиваются с двойственностью поведения физических систем (рис. 13.6), при определенных давлениях флюид как бы «выбирает», становиться ли ему жидкостью или газом. При этом, как показано на рис. 13.6, мы вновь получаем две ветви решения, представляющие собой пологие кривые с небольшими подъемами или обрывами на краях. Общее сходство этих диаграмм с кривыми Ормерода представляется очевидным, так что модель преступности — просто аналог фазового перехода первого рода.

Давление
Рис. 13.6. Диаграммы фазового перехода первого рода между жидкостью и газом показывают, что испарение или конденсация могут происходить неожиданно при очень небольших изменениях давления. Каждое состояние может существовать и метастабильно (ниже критической точки) до тех пор, пока соответствующие ветви не соединятся в так называемой спинодальной точке (см. гл. 12).
Напомню, что фазовые переходы происходят скачкообразно при изменении движущей силы процесса. При фазовых переходах первого рода, например, при замерзании или испарении, происходит скачкообразное изменение некоторых параметров системы, например, объема или плотности. В модели Ормерода мы тоже наблюдаем два таких скачка, происходящих при различных значениях «движущей силы» (уровня социальных лишений или жесткости законодательства). Один скачок, соответствующий фазовому переходу, происходит в конце верхней ветви, другой — в конце нижней.
Реальным фазовым переходам первого рода соответствуют при заданных условиях всегда одно-единственное равновесное состояние системы и одна- единственная точка, в которой система переходит от одного равновесного состояния к другому, как и показано на рис. 13.6. Выше этой точки, т. е. справа по нижней, соответствующей газообразному состоянию ветви, газ больше не является устойчивым физическим состоянием. Он представляет собой не равновесную, а так называемую метастабильную (временно устойчивую) систему, которая будет продолжать существовать лишь до того момента, когда какой-нибудь незначительный внешний толчок не перебросит его в жидкое состояние. В теории метастабильное состояние рано или поздно все равно перейдет в нормальное устойчивое состояние (см. гл. 7), но как долго придется ждать, зависит от того, насколько близко система находится к концу ветви. Однако на практике метастабильное состояние может существовать ужасно долго и лишь при давлениях, превышающих определенную величину (спино- дальная точка), метастабильное состояние не может существовать вовсе.
Все сказанное, на мой взгляд, вполне может быть перенесено на социальную модель преступности. Действительно, точка «равновесного» переключения между состояниями с высокой и низкой криминализацией общества лежит где-то посередине петли, образуемой двумя ветвями. Если мы пройдем эту точку без фазового перехода, то это означает, что мы перешли в область метастабильного состояния, и фазовый переход становится потенциально возможным в любой момент. Физики говорят, что метастабильное состояние разрушается за счет так называемого процесса нуклеации, или образования зародышей, когда в метастабильной системе спонтанно формируются достаточно большие участки устойчивой фазы, способные очень быстро распространиться на весь объем. Например, в переохлажденной жидкости образующиеся крошечные кристаллы твердой фазы вызывают стремительное застывание всей системы (см. гл. 7). По аналогии можно ожидать, что на конце ветви с низкой преступностью начнется процесс нуклеации, приводящей к быстрой криминализации региона или общества в целом. Такие процессы действительно наблюдаются, именно их очень боится и не умеет предсказывать криминальная полиция, поскольку их развитие выглядит спонтанным и немотивированным. С точки зрения теории фазовых переходов, однако, такие процессы не только «естественны», но и могут быть описаны и объяснены точно.
Демонстрируют ли статистические данные о преступности такие неожиданные скачки? В качестве примера можно привести известную книгу Малькольма Гладвелла The Tipping Point, описывающую эволюцию гигантского мегаполиса — Нью-Йорка, который еще в 1980-х годах имел репутацию преступного и опасного города, а в конце 1990-х вдруг предстал весьма респектабельным, гостеприимным и безопасным. Еще в начале 1990-х годов мало кто осмеливался посещать гетто Браунсвилла и Ист-Энда, но вдруг примерно за пять лет число убийств в Нью-Йорке снизилось на 64%, а общее число преступлений уменьшилось вдвое. Обычно этот результат приписывают действиям мэра Нью-Йорка Рудольфа
Джулиани, объявившего войну преступности под лозунгом «никакой терпимости», но реальная ситуация выглядит гораздо сложнее, так что точная оценка событий требует длительного и сложного анализа, так как многие действия и их результаты не имеют однозначной оценки. Можно ли действительно объяснить все успехи повышением эффективности действий полиции? Не связано ли падение преступности с успехами в борьбе с торговлей наркотиками? Или все дело в увеличении среднего возраста населения города? Какую роль играла решительная борьба с разрисовыванием вагонов и станций метрополитена (граффити)?
Гладвелл утверждает, что увеличение уровня преступности (подобно многим другим социальным явлениям типа моды на одежду или неожиданного увлечения творчеством и книгами определенных авторов) должно рассматриваться как своего рода эпидемия. Другими словами, их распространение по общественной структуре описывается экспоненциальным ростом (что, как будет показано в гл. 16, является традиционным для моделей биологов и эпидемиологов). Но экспоненциальный рост вовсе не единственный метод описания резких изменений в физических или биологических системах. Например, фазовые переходы представляют собой более тонкие механизмы преобразования систем. В фазовых переходах первого рода система может резко перескакивать из одного состояния в другое не только из-за определенного набора внешних параметров — в таких системах моіут длительное время существовать и метастабильные состояния, кроме того, такие переходы зависят от предыдущей истории системы. Подобно эпидемиям Гладвелла фазовые переходы демонстрируют возможность чрезвычайно больших изменений, обусловленных незначительными причинами, что Гладвелл описывал следующим образом: «Все возможные причины снижения показателей криминальной активности в Нью-Йорке сами по себе представляются незначительными, но, складываясь, они дают возрастающий эффект»9.
С другой стороны, критические фазовые переходы (переходы второго рода) представляют другое описание быстрых изменений: когда два варианта выбора сливаются в один. Еще один сценарий развития событий дают спинодальные точки, при которых резкий скачок, подобный фазовому переходу первого рода, обусловлен исчезновением возможности существования метастабильных состояний. «Точки обвала» (tipping points) Гладвелла могут, таким образом, возникать по разным причинам. Здесь необходимо провести четкое разграничение, что поможет понять, как развертываются изменения и каким образом они могут быть вызваны или подавлены.
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОК