УТОПИСТЫ
Разумеется, Гоббс не был первым писателем и философом, создающим утопию на основе собственных научных изысканий. Первым из сочинений такого рода, безусловно, является описанная Платоном идеальная республика, где управляющие философы живут просто и не имеют частной собственности, но обладают абсолютной властью над низшими классами населения, воинами и обычными тружениками, к которым Платон относился без особого внимания. Его утопия описывала правление аристократов-фило- софов, при котором простой народ подчинялся тоталитарному, но довольно благосклонному к населению режиму. Само слово «утопия» возникло из названия весьма популярной книги известного ученого и юриста Томаса Мора (1478-1535), в которой описывалось, как некий моряк Рафаэль Хит- лодей пробыл пять лет на острове Утопия с фантастическим общественным строем. Филологи до сих пор спорят о смысле названия острова и книги, расходясь между толкованиями «хорошее место» и «нигде». Описываемое Мором сообщество является абсолютно идеальным. На острове отсутствует собственность, так что живут в одинаковых домах и даже меняются ими через каждые десять лет во избежание самой мысли о постоянном владении имуществом. Люди одеваются одинаково (сообразно полу) в простые одеяния и не страдают от капризов моды. Все жители заняты производительным трудом, напряженным, но вовсе не чрезмерным, и могут добровольно продолжать свое образование, посещая лекции и т. п. Отношение к религии отличается терпимостью, а жизнь в целом регулируется правилами умеренности и скромности. Фантазия Мора описывала весьма либеральное и справедливое общество равных возможностей, однако оно показалось читателям слишком скучным и лишенным духовности.
Гораздо более интересной была предложенная Фрэнсисом Бэконом фантазия о совершенном обществе, основанная на научных принципах. Его книга Новая Атлантида осталась недописанной и была опубликована в незавершенном виде через год после смерти автора. Ее название отсылает читателя к Платону, который несколько раз упоминал в своих трудах легендарную и забытую цивилизацию на острове под таким названием. Бэкон воспользовался литературным приемом Томаса Мора и просто описал, как несколько европейцев случайно попали на никому не известный остров в Тихом океане, где существует идеальное общество. Свой придуманный остров Бэкон назвал Бенсалем, что на древнееврейском языке означает «Сын мира» (в другом толковании — Новый Иерусалим). Христианское общество Бенсалема является весьма благожелательным, добрым и сострадательным, но в нем одновременно господствуют патриархальность и иерархия. Центром управления острова выступает некий храм Соломона, ответственный за развитие науки и использование новых знаний. Ученые, которых на острове почтительно именуют отцами, одеваются и ведут себя подобно жрецам. Они обладают весьма значительными ресурсами для организации научных исследований, в которых природные явления не только изучаются, но и моделируются и даже копируются. Искусственные условия, имитирующие состояние горных пород в шахтах, позволяют отцам не только изучать условия образования металлов или минералов, но даже создавать какие-то новые формы жизни. «Мы не делаем ничего случайно, — говорит у Бэкона один из отцов, — поскольку обычно предполагаем или знаем, какие вещества или существа могут возникнуть при данных обстоятельствах»9.
Описанный Бэконом храм Соломона очень напоминает многие современные научно-исследовательские институты, хотя и отличается от них строгой этикой проведения экспериментов, так что читатель может легко представить себе в этом качестве большие биотехнологические лаборатории, где сейчас крупные коллективы ученых пытаются понять тайны жизни, разрезая, сшивая и комбинируя участки ДНК. В книге Бэкона отцы клянутся сохранять тайну и применять свои знания лишь при необходимости, что весьма напоминает современную ситуацию с патентованием частными фирмами новейших достижений генной инженерии.
Однако придуманный Бэконом Бенсалем был всего лишь фантазией, описывающей то общество, которое автор полагал идеальным и правильным. Книга Гоббса Левиафан отличалась от всех предыдущих утопий тем, что в ней не описывался готовый рецепт общественного устройства, созданный автором в соответствии с собственными убеждениями, а предлагалась четкая, логически выстроенная механистическая модель социального поведения. Что под этим подразумевалось? Гоббса интересовали не столько вопросы психологии или предсказания поведения людей в конкретньіх обстоятельствах, сколько то, какое поведение является правильным — главный вопрос * философии морали. В этом отношении Гоббса можно считать последователем известного голландского мыслителя Гуго Гроциуса (1583-1645), хотя, что очень характерно для описываемой эпохи, он и не ссылался на его работы. В своей книге Законы войны и мира (1625) Гроциус уже пытался найти общие закономерности существования человеческих социумов, опираясь не на научные и математические методы, а лишь на казавшиеся ему разумными «естественные законы», которые удобнее рассматривать в качестве естественных прав человека. В своем беспощадном анализе общества Гроциус исключил из этих прав некоторые наиболее «приятные» свойства, например, он полагал благожелательность прекрасной, но вовсе не фундаментальной особенностью человеческой натуры. К естественным правам человека Гроциус относил лишь два требования к социальному окружению: человек законно может требовать гарантий от неожиданного нападения со стороны и права самозащиты при таком нападении. Общество может существовать лишь при соблюдении этих минимальных требований возможности самозащиты и охраны от внезапных угроз со стороны. Именно это, по мнению Гроциуса, является «естественным состоянием», позволяющим создавать социальные структуры, а цивилизация лишь развивает чувства дружбы и вежливости между людьми, которые очень ценны, но являются всего лишь дополнительными факторами существования общества.
Описываемое Гроциусом «минимальное общество» выглядит довольно мрачно, а его концепция естественных прав вовсе не является, как может показаться с современной точки зрения, какой-то примитивной формой либерализма. С другой стороны, остается неясным, каким образом может быть создано и сохранено даже такое жестокое сообщество? Каким образом, собственно, может быть определено агрессивное поведение? Можно ли убить соседа в борьбе за пищу, когда ее количества явно недостаточно для поддержания существования? Допустимо ли превентивное убийство в обстоятельствах очевидно наступающего голода? Говоря проще, даже признание естественных прав человека в теории Гроциуса вовсе не обеспечивает нормального функционирования общественной жизни, поскольку непонятно, каким образом может быть достигнуто соглашение при возникновении любых противоречий.
В иерархически организованном обществе средневековой Европы такие проблемы возникали редко, поскольку люди привыкли подчиняться своим руководителям. Разумеется, они постоянно ощущали социальное неравенство, но оно казалось естественным и не вызывало вопросов. Эпоха Возрождения разрушила эту определенность: частично из-за изменений в социальной структуре, частично из-за религиозных расколов Реформации, а частично — из-за развития гуманистических идей, предложивших людям новые представления о роли человека и социальных структурах. Общество вдруг обнаружило, что у него просто нет фундаментальных принципов, предписывающих общепризнанные правила и нормы поведения. Гоббс не только понял, что релятивизм в определении «естественных прав» означает конец «естественного состояния», но и сумел сформулировать представление об основном факторе, определяющем все остальные детали общественного устройства. В основе социального поведения Гоббс видел только одно — стремление к власти.